Наконец, во время путешествия Екатерины II во Фридрихсгам для встречи со шведским кузеном Густавом III Дашкова — единственная дама, которую взяли с собой. Ее старый знакомый, брат короля герцог Карл Зюдерманландский через шведского посла в Петербурге барона Нолькена предложил княгине орден «Заслуги». Прежний сторонник тесного союза со Швецией — Панин — был уже не у дел, и северные соседи попытались найти ему замену в лице Дашковой. Та дальновидно отклонила пожалование, считая, что оно обяжет ее действовать в пользу шведского короля. И, добавим, вызовет недовольство Екатерины II. Вместо ордена княгиня получила другой знак высочайшего внимания — кольцо с портретом Густава III в обрамлении крупных бриллиантов. По словам Дашковой, из-за них перстень выглядел уродливо, поэтому в Петербурге камни были вынуты и заменены жемчужинами. Возможно, эта история и породила слух, будто наша героиня выковыривала бриллианты из пожалованных ей наград. Тогда же, 9 июля 1783 года, Дашкова была избрана почетным членом Шведской королевской академии наук.

Влияние княгини было на пике. Через Потемкина она выхлопотала для брата Александра орден Святого Владимира{718}, пристроила адъютантом в свите светлейшего своего племянника Д.П. Бутурлина{719} — еще одного хорошо образованного молодого бездельника, впоследствии известного скабрезной сатирой на императрицу. К весне 1784 года Дашкова начала не просто сознавать, но пробовать свою силу.

Между тем начало 1784 года — кризисный момент. Еще могла начаться война с Турцией из-за Крыма. Великий князь Павел заявил, что европейские державы не станут спокойно смотреть на завоевание полуострова{720}. После дружного возмущения соседних государств ждали смены царствующей особы в России. Генерал Петр Панин написал для наследника манифест о вступлении на престол{721}.

И тут Дашкова подоспела со своими разоблачениями в адрес Потемкина. Возможно, это была «маленькая месть» за полуторагодовую интригу. Но еще вероятнее, княгиня озвучила позицию своего брата Александра Воронцова. Именно его сторонники неустанно распространяли слухи о «неустройствах в войске» и «слабом управлении» светлейшего князя. Годами Александр Романович носился с идеей подчинить светлейшего Румянцеву. Весной 1784 года старый фельдмаршал, поддержанный Воронцовым, потребовал инструкций на случай разрыва с Турцией{722}. Такой документ превратил бы его в главнокомандующего, а Потемкина — в подчиненного.

Чтобы добиться своего, следовало представить императрице обоснованные свидетельства нерадения Григория Александровича. Это легче было сделать через Павла Михайловича — лицо, близкое к Потемкину, очевидца присоединения Крыма.

Молодой князь Дашков снимал планы Чуфут-Кале, Мангупа, Ашмалы. Часть пути вместе с ним проделал французский путешественник герцог Караман, составивший для своего правительства весьма подробные «Записки». Караман вполне объективно оценил и уровень русской армии, и ее готовность к будущей войне, и хозяйственные приготовления на юге. Поскольку Караман и Дашков ездили вместе, Павел видел то же, что и француз{723}. Мог ли он «обнести» Потемкина — дело совести. Достоверно известно одно: Павел лишился покровительства светлейшего и перешел под опеку Румянцева.

Императрица крайне болезненно относилась к выпадам против Потемкина, считая, что тот «дает упор» «властолюбию» придворных{724}. Участие Павла Михайловича в интригах родни показало его таким же неблагодарным и «перемечливым», как мать. 2 февраля 1784 года Григорий Александрович получил чин фельдмаршала (что уравнивало его с Румянцевым), официально стал президентом Военной коллегии и генерал-губернатором вновь присоединенных земель.

Дашкова осталась в должности, но ее придворная близость к Екатерине II пошла на убыль. В начале мая княгиня получила отпуск, чтобы провести его вместе с приехавшей из Ирландии подругой Кэтрин Гамильтон. В течение четырех месяцев дамы посещали имения княгини в Московской, Калужской, Смоленской и Могилевской губерниях и только в сентябре вернулись в Петербург{725}. Длительный отпуск — форма опалы. Именно он и заставил Энгельгардта думать, будто Дашкову сняли с управления Академией наук.

«Единственное, чего России не хватает — это чтобы какая-нибудь великая женщина командовала войском, — не без иронии замечал Джакомо Казанова после знакомства с «госпожой д'Ашкоф». — Ученые мужи сгорели бы со стыда, что ими правит женщина, когда бы не признали в ней Минерву»{726}.

Стало быть, признали?

24 января 1783 года Екатерина II подписала указ о назначении нашей героини директором Петербургской академии наук{727}. Впервые не только в российской, но и в мировой истории женщина заняла государственный пост.

На протяжении веков многие дамы из августейших семей надевали корону, что вызывало споры, даже войны. При дворах монархов всегда существовал штат сугубо женских должностей от статс-дам до горничных. Но никогда прежде представительница слабого пола не получала повеления стать чиновником. Принести присягу и служить. Как служили мужчины. Как работала сама Екатерина Великая.

Императрица была свободна от господствовавших стереотипов. А общество? И тут нас ожидает сюрприз. Среди русских известий, далеко не всегда доброжелательных к Дашковой, нет негативных отзывов на сам факт назначения ее директором. Ругали характер княгини, отдельные поступки, но, похоже, современникам не приходило в голову подвергать сомнению право Екатерины Романовны занять пост. В Европе, особенно во Франции, — наоборот. Возмущались именно несообразностью пола и должности. Шарль Массой рассуждал о «геникократии» в России. Даже признававший интеллект княгини парижский астроном Ж.Ж. Лаланд высказывал русским коллегам удивление{728}.

Мужи явно не стремились потесниться на ученом олимпе. Но в России за первую половину XVIII века привыкли к женщинам у власти. А в повседневной жизни — к широкой хозяйственной деятельности жен и матерей. Пока мужчины служили, дамы управляли поместьями с расположенными там предприятиями, заключали сделки, свободно распоряжались собственным приданым.

Мужчин-иностранцев подобное положение задевало: «В царствование Екатерины II женщины уже заняли первенствующее место при дворе, откуда первенство их распространилось на семью и на общество… Уважение и страх, внушаемый Екатериной вельможам, казалось, распространились на весь ее пол… В деревне мужеподобность женщин была еще заметнее. Вдовам и совершеннолетним девицам часто приходится управлять имениями… вдаваться в подробности, мало подходящие их полу. Покупка, продажа и мена рабов, распределение между ними работы, наконец, присутствие при сечении — все это претило бы женской чувствительности и стыдливости в стране, где мужчины не сведены до уровня домашних животных… Княгиня Дашкова не только усвоила мужские вкусы и манеры, но и обратилась совсем в мужчину, заняв должность директора Академии наук»{729}.