другими ранеными отправился на перевязочный пункт. Остальные проследовали дальше и, сгрудившись в блиндаже, молча жались друг к другу, прислушиваясь к грохоту снарядов над головой. Раздали чай, и они пили, пытаясь предугадать, что же будет дальше. Не успел Берн расположиться неподалеку от двери, как Джейкс поднял его, затащил в какую-то нишу и протянул котелок с чаем и ромом.

— Робинсона ранило, и его отправили в тыл. А его место занял сержант Тозер, — прошептал он.

Вскоре подошел и сам Тозер. Он посмотрел на Берна, как тот, глядя перед собой пустыми глазами, сидит и медленно прихлебывает чай, поговорил с Джейксом о текущих делах и о том, что им предстоит в дальнейшем.

— Поговаривают о возобновлении атаки, — коротко подытожил он.

В ответ Джейкс улыбнулся и с циничной прямотой объявил:

— А ты как думал! Это ж мы, блядь, накосячили.

Сержант Тозер не ответил, а повернулся к Берну и с беспощадной прямотой спросил:

— Неохота и думать о таких вещах, так ведь? Ну чего ж теперь. Сделанного не воротишь.

Берн посмотрел на него с тупым безразличием, допил чай, пристроил котелок на сидушке, поднялся и направился к своему месту у входа. Там он сел, оперся затылком о земляную стену, закрыл глаза и сложил расслабленные руки на коленях. Ему все казалось, что он приподнимает чье-то тело и заглядывает в маленькое озорное личико с недоуменно задранными бровями, перепачканными кровью из раны на виске. Затылок почти начисто снесен, но лицо остается спокойным и невозмутимым. Он просидел так несколько часов, неподвижный и безразличный, не замечая, что сержант Тозер время от времени поглядывает на него. Обстрел потихоньку стихал, но он не замечал и этого. Сержант Тозер поднялся и сердито сказал:

— Эй, Берн, давай на пост. Другим пора отдохнуть.

Подхватив винтовку, он вслед за сержантом вылез наружу. Вскоре сержант вернулся в блиндаж, и Берн остался в одиночестве. В морозной ночной темноте клубился туман. Он внутренне подобрался, сосредоточился и снова был готов тащить службу. Примерно через полчаса послышались звуки приближавшихся по траншее людей, они были уже за ближайшим поворотом.

— Стой! — предупреждающе крикнул он низким голосом.

— Вестшир. Офицер с раздатчиками пайков.

Он увидел, как капитан Марсден подошел к мистеру Уайту и заговорил с ним. Мимо проходили какие-то люди, дневальные и дополнительный наряд, несли свертки и коробки с пайками. Внезапно перед ним возникло растянутое в улыбочке лицо Снобби Хайнса из сапожной мастерской.

— Ну, как оно было? — на ходу спросил тот.

— Ад, — коротко ответил Берн.

Снобби двинулся дальше, а остальных Берн вроде как и не замечал. Дурацкий вопрос. Как можно спрашивать человека, каково оно было. Он поднял лицо кверху и сквозь летящую туманную дымку увидел месяц, окруженный огромным светящимся нимбом. Невероятный покой разлился вокруг, и он ощущался еще острее, когда изредка его прорезал свист летящего снаряда.

Глава XVII

…неся дозор в безжизненной пустыне полуночи.

У. Шекспир[142]

Весь следующий день их сильно обстреливали, да и свои орудия вели интенсивный ответный огонь.

— На этой ебаной войне слишком уж много ебаной артиллерии, — раздраженно объяснил им Джейкс, как будто они сами не могли до этого додуматься. — Не дают, блядь, поспать.

Он спокойно проспал все свое дежурство. Ближе к вечеру стало тише, и они, сменившись, двинулись обратно в Бю-ле-Артуа. Погруженный в тишину поселок с полосками света, пробивавшимися сквозь щели в ставнях, словно вымер и выглядел неприятно. Во всем ощущалась жестокая и холодная реалистичность, убогая и безрадостная, как правда.

Берну было приказано оставаться пока в роте, и он отправился к связистам за своими вещами и постелью. Он повидался с капралом Хэмли и столкнулся с неизбежными расспросами и рассказами. Он узнал, что Глейзер был убит прямо в окопах первой линии, а Мэдли ранен, верно, тем же снарядом. Плакса, бросив свои дурацкие флажки, взял на себя обязанности Мэдли. Плакса был единственным, кто расположился неподалеку от закутка, где обитал капрал, и все слышал, хотя сам в разговор не вступал. Берн, в свою очередь, рассказал им про Мартлоу. Он старался рассказывать ровным, безразличным тоном, в голосе не было и следа волнения, и все же ему казалось, что парень так и стоит у него перед глазами. Капрал Хэмли проявил гораздо больше чувств, и, когда Берн начал рассказывать о Шэме, он резко встал и поднял ранец Мартлоу, который Берн старался не замечать. Было одно дело, за которое Берну никак не хотелось браться, хоть он и знал, что все равно придется это сделать, как ни противься. Капрал Хэмли держал в руке письмо, и Берн смог разглядеть адрес, а дальше, слева, твердым, прямо-таки деловым почерком через всю страницу: «Мой дорогой мальчик». Стараясь скрыть набежавшие слезы, Берн с напускным безразличием озирался по сторонам в полутемной хибарке, но строчки письма, казалось, отпечатались в воздухе.

— Бедный старина Шэм, — тихо проговорил он. — Рад, что для него все закончилось.

— Везет же некоторым. Так и прет удача до сраной жопы, — с завистью произнес капрал.

А Берн не мог понять, почему это мертвые всегда остаются немым укором выжившим; они же такие безобидные и безразличные ко всему, эти мертвые. Не сказав ни слова, капрал Хэмли вышел на улицу, забрав ранец парнишки; канцелярия роты была в соседнем помещении. Берн собрал свои шмотки и направился к выходу. Когда он проходил мимо Плаксы, тот протянул руку:

— Я взаправду страшно как огорчен, — только и смог сказать он, и они обменялись рукопожатием.

— Спасибо тебе. Будь здоров, Смарт, — ответил Берн дрогнувшим голосом, отпустив его руку.

Вернувшись в месторасположение роты А, Берн застал там штаб-сержанта Тозера с «короной» на рукаве.

— Собираешься куда вечерком, сынок? — спросил тот.

— Устал сегодня как собака, — нехотя ответил Берн. — Хотелось бы лечь пораньше.