Когда очухался, разглядел над собой незнакомое негритянское лицо. Лопес сел. Негр был в униформе.

— С вами все в порядке? — спросил тот по-испански. Лопес кивнул. Хотя порядка не наблюдалось. Левую щеку залило кровью из рассеченной брови. Голова гудела.

Недоноска и след простыл. Зато на Лопеса надвигался Пабло Гомес. Он нес сумку Лопеса.

— Первый раунд, ты проиграл, сынок, — сказал, подойдя, Пабло Гомес. — Теперь тебе придется весь бой думать о защите брови, она не сможет нормально зажить до турнира. А на любительских рингах, сынок, с рассечением быстро снимают с ринга.

Лопеса сняли во втором раунде первого боя. Жеребьевка свела его с неуклюжим марокканцем, которого бы Лопес сделал одной левой, неударной рукой. Но марокканец провел два точных прямых в левую часть лица. Будто сам дьявол нашептывал ему куда бить.

А недоноска будущий кокаиновый король увидел в тот же день и тоже на ринге — тот оказался русским боксером наилегчайшей, «петушиной» категории. Лопес сидел уже на трибуне и смотрел остальные бои дня. Русский проиграл свою встречу с венгром по очкам. И дрался недоносок средненько, весь бой провел в защитной стойке, выжидая подходящего шанса для контрудара. Так и не дождался.

Лопес не восторжествовал. Наоборот, еще больше расстроился. И уже хотел поскорее убраться с проклятой Кубы.

С тех пор Пабло Гомес все меньше работал с Лопесом. С тех пор левая бровь стала уязвимым местом Лопеса, кровоточила после малейшего прикосновения к ней. С тех пор Лопес стал все раньше уходить из спортклуба, все чаще пропускал рюмку-другую рома и пристрастился к кубинским сигарам. Через год после кубинского турнира Пабло Гомес сказал ему:

— Ты никогда не станешь Мохаммедом Али или Пабло-Молотобойцем. Ты уткнулся головой в свой потолок, сынок. А мне это неинтересно…

И Лопесу пришлось оставить ринг и стать членом медельинской преступной группировки в Боготе. Да, он достиг небывалых, гималайских высот в мире наркоденег и беспощадных автоматных стволов. Но от того времени, с неудавшейся боксерской юности осталась у Лопеса неисстребимая любовь к поединкам на рингах и в кино и неискоренимая ненависть к русским.

А теперь какой-то русский уголовник почти точь в точь повторил эту историю со Стивеном Сигалом. Кажется, судьба подарила Лопесу шанс отомстить за прошлое. Но опять проиграл Лопес раунд за раундом, из пяти условий пари славянин уже справился с четырьмя — выкрал трубку Гашека в Праге и череп Левинсона в Африке, устроил так, чтобы в ООН заговорили о российской доле антарктических территорий…

* * *

В десять двадцать к покачивающемуся на невских волнах дебаркадеру Английской набережной причалила «Ракета» из Петергофа. Не битком набитая, как в советские времена, но и не пустая, как бывало в годы мрачной перестройки.

Заскрипел, заходил под ногами трап. Первой на питерский гранит сбежала молодежь, сжимая в несовершеннолетних ладонях пивные бутылки. Следом потянулась степенная семейная публика. А на берегу уже ждали своей очереди, зажав в кулачках потные билеты, какие-то итальяшки, и галдели, словно обрызганные святой водой черти.

Одним из последних покинул борт «Ракеты» малый в расцвете мужских лет, одетый в светлые джинсы и пепельного цвета рубашку навыпуск. Посмотрев на иностранцев и устало поморщившись, словно надоели ему забугорные физиономии горше редьки, человек ступил подошвой кроссовки на разгоряченный асфальт набережной.

— Питер! Прямо не верю! — завел руки за голову человек. — Фу, какая жара!

— И это еще утро! — подхватил русый, с округлыми щеками и широким носом, спутник. Он разглядывал воспетые еще Пушкиным достопримечательности со скрупулезностью провинциала. — А сколько тут смазливых девчонок! Серега, вот ответь, я, вроде, парень видный. Но почему всю дорогу подруги только на тебя западали? Дороти в Вене, Мальма в Ливии, Бана с Лоттой из-за тебя грызлись, потом эта ирландка из Айдахо? А те близняшки в Иркутске?

Пепел прикинул, что Витась пропустил пани из Чехии, вьетнамочку Мэй, Катю и Джейн на круизном лайнере, но решил на этом не акцентировать внимание. Третий и последний член компании тоже сказал свое слово:

— Дас ист фантастиш! А мне ТАМ стало казаться, что я уж никогда не вернусь в Питер.

Пепел столь же внимательно, как Витась Медного всадника,[51]разглядывал заторы на Дворцовом и Лейтенанта Шмидта мостах. Потом проводил взглядом катер с мигалкой на носу и с человеком в камуфляже за рулем. Катер рулил к стрелке Васильевского острова.

— Видишь ли, дружище… — думая о совершенно другом, ответил Сергей Витасю, — Кому принадлежат все самки в конском табуне, слоновьем стаде или волчьей стае? Вожаку. Зато вожак чаще под смертью ходит.

— Чего-то подобного ты и ждал? — спросил Андреас.

Пепел кивнул. Так враждебно родной Питер не встречал его с времен охоты за золотом Акелы.[52]

— Слушайте, мужики, а это что за собор? — Витась некультурно ткнул пальцем.

— Исаакиевский, — сообщил бывший немец и бывший лопесовец.

— Мне б такой загородный особняк… Ексель-моксель! Матка боска! — воскликнул белорус и хлопнул себя по лбу, заставив приятелей оглянуться. Нельзя же так бурно в Питере реагировать на каждый памятник культуры.

— Бритву папашину забыл, — с трагическим надрывом произнес Витась. — Осталась в пакете с книгами. Наверное, уже сперли.

— Ну так беги живей! — Пепел развернул белоруса лицом к причалу и подтолкнул в спину. — Мы тебя подождем на той стороне, под деревьями, в тенечке.

Растолкав последних пассажиров, перебирающих ногами трап, Витась пробежал дебаркадер, но у «Ракеты» его тормознул матрос:

— Билет.

— Слышь, мореман, я забыл тут кое-что. Не узнаешь?

Вообще-то матрос сразу узнал человека, простоявшего на открытой палубе от Петродворца до Питера, просто может он себе позволить, имея такую зарплату, слегка повыдрючиваться, или нет? Слегка повыдрючивавшись, морячок пустил забывчивого пассажира на борт.

Пакет с книгами и бритвой висел на подлокотнике кресла. Белорус вытащил бритву с актуальным названием «Ленинград» и рельефом фонтана «Самсоном», который вчера он наконец-то увидел воочию. Правильно Пепел придумал обойти засады врагов именно таким способом — попасть в Питер из Петергофа по воде.

Книги, которые Пепел предпочел забыть на борту, Серега скупал, двигаясь по России, и внимательно прочитывал. Последние книги были накуплены в Петродворце: «Памятники архитектуры Санкт-Петербурга», «Сто вопросов о Петропавловской крепости» и «Узники Нарышкинского бастиона». Просмотрев их сегодня в кресле «Ракеты», Пепел объявил: «Теперь я знаю про Петропавловку не меньше, чем профессор истории, и всяко больше, чем краевед-любитель»…