Она начинает рыдать в голос, отвратительно хлюпая носом, и я, наблюдая за ее красным лицом, искривленным гримасой ужаса, чувствуя соленый запах ее страха, пропитавший одежду, думаю о том, как мог вообще воображать, что могу любить ее? Что в ней особенного? И даже здесь Перриш оказался на шаг впереди, не раз утверждая, что я ничего не знаю о любви. Выходит, хладнокровный ублюдок был прав. Я просто искал смысл для всего, что делаю. Интересно сколько времени понадобится на то, чтобы она умерла от потери крови? Я не хочу убивать ее быстро, как это было с другими жертвами. Как говорится, от великой любви до великой ненависти всего один шаг.

Из-за завываний Алисии, я не сразу слышу металлический скрежет открываемой двери. Я замечаю его боковым зрением. Но вместо страха и удивления, чувствую невероятное облегчение и даже гордость.

На этот раз Перриш меня не разочаровал. Значит, все-таки запасной план у него есть всегда на все случаи жизни. Даже на самые непредсказуемые.

– А сейчас он собирается присоединиться к твоей игре, Итан, – произносит Рэнделл Перриш спокойным и сдержанным голосом, делая шаг вперед. Лиса истерически кричит, и моя рука, вздрагивает, глубоко порезав ее плечо.

– На этот раз, ты решил принять участие, Рэнделл, а не остаться за кадром? – ухмыляюсь я, глядя на его высокую фигуру в черном строгом костюме. Его челюсти плотно сжаты, черты лица напряжены. Я знаю причину. Он не на своем поле, и мои условия не подходят для его привычной стратегии.

– Почему бы хотя бы раз не изменить правилам, Аконит? – его голос звучит твердо и уверенно, но я знаю, что даже способности искусного лицедея не помогут ему справится с тем, что случится совсем скоро.

– Вопрос в том – как надолго тебя хватит, Перриш, – насмешливо отвечаю я, прижимая лезвие к горлу Лисы.

– А ты готов к долгой игре? – вскинув бровь, цинично интересуется он, расстегивая пиджак. Я внимательно слежу за каждым его движением, чтобы не позволить ему перехватить преимущество. Мне не нужны неожиданности. Сейчас мой выход.

– Все зависит от твоего желания, Рэн, – криво улыбаюсь я, надавливая острием ножа на яремную вену на горле Алисии. Она издает сдавленный стон, закусывая губы, чтобы не закричать снова. Перриш бесстрастно наблюдает за моими действиями, но я не верю в его видимое равнодушие.

– Ты когда-нибудь пробовал использовать импровизацию при исполнении задания, Аконит? – сдержанно спрашивает он, глядя мне в глаза. Непроницаемый, бесстрастный взгляд, как обычно скрывающий истинные эмоции… или их отсутствие. Тебе страшно Перриш? Ты думаешь, что сможешь одурачить меня?

– Хочешь сказать, что все идет по плану? – спрашиваю я, удовлетворенно замечая на его висках капельки пота.

– А ты как считаешь? – пожав плечами, Перриш принимает наигранно-непринужденную позу. – Я здесь, а ты собираешься выполнить полученное задание. Ты помнишь, как оно звучало изначально?

– Устранить угрозу, – киваю, прищурив глаза. Я пытаюсь понять ход мысли Перриша, куда он клонит, но, как всегда, ему удается внести легкий хаос в мои предположения. – Однако инструкции, которые поступили утром, шли вразрез с первоначальным заданием.

– Это ты так решил, – ровным голосом произносит Рэн, поправляя галстук. Мой пристальный взгляд отмечает, как быстро поднимается и опадает его грудная клетка. Замкнутые пространства, Перриш? Чувствуешь, как сдвигаются стены?

– Может, спросим у Кальмии, что она обо всем этом думает? – предлагаю я, расплываясь в улыбке.

– А кого интересует ее мнение, Аконит? Тебя? Или меня? Этот раунд для нас с тобой. Она здесь лишняя.

– Как бы не так, – резко рассмеявшись, бросаю я, погружая лезвие еще на пару миллиметров.

– Если ты импровизируешь в данный момент, то почему я здесь? – не отводя от меня пронзительного взгляда, спрашивает Рэнделл. На его лице проступают вены, выдавая внутреннее напряжение. Чертов лжец.

– Ты ответь, – небрежно парирую я.

– Задай свой вопрос, – жестко отвечает Перриш. – Другого шанса может не быть, Аконит. Я слышал достаточно, и меня не интересует предыстория. Наверное, в какой-то мере я даже понимаю тебя. Но ты же хочешь совершенно другого, не так ли?

– Тебе никогда не понять, чего я хочу на самом деле, Перриш. Ты не так гениален, как оказалось.

– Разве я когда-то говорил, что считаю себя гением? У каждого из вас всегда был выбор – кого видеть во мне. Я хочу услышать вопрос.

– Иди к черту, – рычу я, чувствуя, как эмоции выходят из-под контроля. Лиса тихо всхлипывает, застыв и не предпринимая больше ни единой попытки к сопротивлению. Возможно, она смирилась, или просто боится, что любое резкое движение с ее стороны может стать фатальным.

– Ты злишься, ненавидишь, негодуешь, Итан. Ты ревнуешь, чувствуешь боль, стыд и раскаяние, – расставив ноги, Рэнделл убирает правую руку в карман пиджака.

– Нет! – шиплю я, дергая Лису за волосы, опустив на мгновение взгляд на мертвенно-бледное лицо с закушенными до крови губами, и снова смотрю в светлые ледяные глаза Перриша.

– Да, Итан, – уверенно кивает Перриш, делая еще один шаг вперед. Я предостерегающе рычу, чувствуя, как мягко проникает лезвие в плоть окаменевшей от ужаса жертвы. – Забудь о задании. Сейчас только ты и я, – продолжает Рэнделл монотонным голосом. – Ты хочешь знать, как избавиться от перечисленных эмоций, как обрести свободу и внутреннюю силу, которую каждый из вас чувствовал во мне. В чем мой секрет? Ты думаешь, что знаешь ответ, Итан? Ты сделал это? Вскрыл конверт?

– Да, но я не нашел того, что искал. Ты снова всех обвел вокруг пальца.

– У меня всегда есть запасной план, Итан, – пожимает плечами Рэн. – Я дал вам стимул, вознаграждение и чувство причастности к тайнам, которые скрывает тот, кто обычно крадет чужие секреты. Но ты прав. В конверте нет ответа на твой вопрос. Потому что в отличии от других участников Розариума, ты оставался рядом со мной по другой причине. Хочешь знать, как жить без чувств и эмоций, Итан?

– Давай, удиви меня. Ответь, – ухмыляюсь я.

– Ответ банален и прост. Он на поверхности, как и все остальные. Но вы отказываетесь смотреть дальше своего ограниченного мирка. – Рэнделл опускает взгляд на носки своих кожаных черных итальянских туфель.

– Хочешь знать, как жить без чувств, Итан? – повторяет он, и, подняв голову, смотрит мне в глаза. Но это больше, чем взгляд, больше, чем слова, которые он собирается сказать. Я чувствую, как он снова это делает – забирается в мою голову, выворачивает наизнанку каждую мысль, что видит там. – Не испытывать их, Итан. Отсутствие совести – вот, что отличает меня от вас. Ты думаешь, я расстроюсь, если ты убьешь ее сейчас? На моих глазах? Это будет неприятным зрелищем. Только и всего. Я не могу тебя этому научить. Четыре процента населения страдают тем же недугом, что и я, Итан, и считаю его своим главным козырем. Нельзя заглушить совесть, если она есть. Нельзя заставить себя почувствовать ее, если нет. Этот дефект неисправим. Он дает мне преимущество, Итан, какого у тебя никогда не будет. А знаешь, почему? Ты не входишь в гребаные четыре процента. Мне жаль тебя, потому что, когда ты убьешь ее, этот груз останется с тобой до конца дней.