Я отказалась, даже не сказав, что подумаю и дам ответ позже.

Наткнулась на эти строки, в очередной раз переписывая свои воспоминания. Наткнулась и застыла от удивления. Почему отказалась?

Предложение Краминова было большой честью, никаких личных отношений — дружбы, ухаживаний у нас с ним и в помине не было. Стало быть, он оценил мои деловые качества. Как же я могла отказаться? Не попробовать себя на новом поприще? И еще: появился шанс увидеть мир. Увидеть Западную Европу! Повторяю: появился шанс повернуть судьбу по-новому.

Почему я не ухватилась за этот шанс?

Трудно в 90 лет понять себя двадцатилетнюю.

Подумала, что здесь сказалось то, что все мы… «ленивы и нелюбопытны». Наверное, это сыграло какую-то роль. И потом, я струсила. Побоялась, что не справлюсь. Что опозорюсь. Возможно, это — главное.

В 1960 году Даниил Краминов стал главным редактором влиятельного журнала «За рубежом». А до этого мои пути с ним еще раз скрестились. В недобрый для меня час. В 1949 году Краминов перетряхивал кадры Иновещания в Радиокомитете. Вернее, чистил эти кадры от евреев. И вычистил оттуда и меня. Я никогда не пыталась напомнить Краминову о его лестном предложении в годы войны. Понимала, что бесполезно…

…Но вернусь в ТАСС.

У замов был один кабинет на двоих.

И наконец, узкий кабинет заведующего редакцией. Кабинет, особо памятный мне. В нем сидит Даниил Ефимович Меламид, и он, не считая меня, самый молодой в редакции. За глаза его насмешливо-уважительно называют иногда лордом Ванситтартом85. В глаза — иногда Данилой, иногда Тэком.

В узком кабинете Меламида постоянно толпятся молодые инициативные тассовцы из разных отделов. Они пишут по его заданиям. Охотно, хотя и сами завалены работой. Почему? Да потому, что наша редакция была самой живой, творческой, «журналистской» во всем многоэтажном, забитом людьми здании на Тверском бульваре.

И еще в кабинете Меламида стоит большой ламповый приемник «Хаммер-лун д».

Меламид включает его и слушает. Это огромное преимущество для всякого советского гражданина, сдавшего еще в начале войны свои дохлые самодельные коротковолновые радиоприемники. Для Меламида же, который хорошо разбирается в разноголосице «вражеских голосов», это особое преимущество. Он, хоть и приблизительно, вычисляет истинное положение дел на многочисленных фронтах в Европе и, анализируя сообщения «из рейха», то есть из Германии, кое о чем догадывается.

Но теперь все же надо написать название редакции, созданной в первые дни войны по инициативе ее заведующего, то есть Меламида. Раньше я говорила о контрпропаганде. Но в названии редакции это было второе слово: «…и контрпропаганды». Полное наименование звучало так: Редакция дезинформации и контрпропаганды. Хотя слово «дезинформация», по-моему, в официальных документах не фигурировало. Разве может Телеграфное агентство Советского Союза заниматься дезинформацией, то есть лгать, вводить в заблуждение?!

Конечно, такие институции существовали во всех странах, в частности у нашего военного союзника Британии. Курировал там дезинформацию, видимо, сам легендарный лорд Ванситтарт. Отсюда насмешливо-уважительная кличка нашего двадцатишестилетнего заведующего редакцией. Его прислали в ТАСС сразу после окончания МГУ, и он стал создателем новой, столь необходимой в военное время редакции…

Впрочем, только ли в военное время?

Но до Меламида я еще доберусь не скоро… А до дезинформации я так и не добралась, так и не научилась писать «дезы». Я занималась не дезинформацией, а контрпропагандой.

Все равно самое время объяснить, что такое дезы, то есть дезинформационные сообщения. Это, допустим, выдуманное сообщение (разумеется, со ссылкой на «авторитетный источник») о том, что в нацистской военной верхушке на секретном совещании в Штабе сухопутных сил обнаружились серьезные разногласия между старыми генералами, к примеру, Рундштедтом, и молодыми — к примеру, Гудерианом. Обычно из такой дезы вырастала целая дезинформационная кампания, тянувшаяся много месяцев. Каждая деза не превышала десяти-пятнадцати строчек. Их по одной теме давали ежедневно, иногда через день, иногда с интервалами в пять-шесть дней. Больше всего дезинформационные кампании напоминали теперешние телесериалы. По возможности, в дезы вкрапливались правдоподобные детали, как в романы неутомимых тружениц пера типа Дарьи Донцовой…

Я точно помню, что были «сериалы» о разногласиях в нацистской военной верхушке. И попадали они не в бровь, а в глаз. Разногласия — и немалые — действительно имелись и привели к генеральскому заговору 20 июля 1944 года, то есть к попытке части военных убрать Гитлера и закончить войну.

Дезы о разборке в стане генералов дополнялись дезами о сварах в кругу промышленных и финансовых воротил Третьего рейха…

И тут все было более-менее ясно. Удивительно, что и хулиганская кампания о «случных пунктах», как оказалось, довольно точно отражала нравы в нацистской Германии. Эта деза-сериал была разыграна редакцией еще до моего поступления в ТАСС. О ней мне смущенно рассказывали коллеги. Суть ее заключалась в том, что, по сообщениям ТАССа, невест и сестер немецких солдат, сражавшихся на фронте, якобы сводили с тыловиками-эсэсовцами.

Как выяснилось после разгрома гитлеровского рейха, немецких девушек и впрямь поощряли, если они соглашались спать с «чистокровными арийцами» — эсэсовцами. Более того, им предлагали рожать детей, которых государство брало на свое полное попечение. На полное попечение поступали и сами беременные женщины, которых скрывали в пресловутом Лебенсборне. В переводе «Лебенсборн» означает «Кладезь жизни» — это были специальные родовспомогательные и воспитательные дома для потомства наложниц «отборных» эсэсовских «производителей». Звучит настолько цинично, что кажется неправдоподобным. Но, увы, так было. Добавим к этому, что эсэсовским дамам гарантировали полное соблюдение тайны. Так что «случные пункты» оказались не такой уж невероятной выдумкой.

Дезинформационных кампаний были десятки, сотни. Если не ошибаюсь, наш «лорд Ванситтарт» придумывал ежедневно по тридцать — сорок тем для дез. Никто, кроме него, этого делать не мог.

Очень часто дезы были связаны с каким-то определенным военным событием, сражением. Преувеличивались цифры немецких потерь. Сообщалось, что раненых военнослужащих, которые пытались сдаться в плен, пристреливали их же офицеры, а позднее — «золотые фазаны», нацистские жандармы.

Были дезинформационные сообщения и о том, что германская артиллерия будто бы по ошибке обстреляла в пункте NN немецких солдат или даже полевые госпитали. Приписывалось это недобросовестной работе германских штабов.

В начале 40-х Германия еще была полна слухов о гитлеровской программе эвтаназии — программе уничтожения неизлечимо больных, инвалидов, психически неполноценных. Поэтому шли дезинформационные кампании, где рассказывалось о том, что в годы войны эта программа отнюдь не приостановлена — ее продолжают на фронтах, умерщвляя тяжелораненых и безнадежно больных.

Теперь понимаю, что, сколько бы наша редакция и аналогичные редакции в других странах ни сочиняли дезы о жесткостях нацистов, в действительности ужасы, которые творились на оккупированных нацистами территориях, намного