Генеральный контролер США опубликовал разоблачительный доклад о вербовке нацистов и об усилиях по содействию их бегству в Южную Америку[813]. Главное было сказано неназванным офицером разведки — возможно, начальником Томаса: «Запад ведет отчаянную борьбу с востоком, с СССР, поэтому мы подберем любого, кто поможет нам их победить, неважно, каков его послужной список нациста»[814].

— Могу я говорить открыто? — спросил я. К нам уже присоединились младший брат Тома, Барни, и его жена. Первым на мой вопрос отреагировал Барни.

— Да, конечно, — сказал он.

— Безусловно, — поддержал его Том.

— О чем угодно?

— О чем угодно, — разрешил Том.

Я поведал им историю Виктора Уильямса из Женевы и повторил слова Марко: «Фамилия отца была не Уильямс, это был Томазо Лусито».

Молчание. Потом Том ахнул:

— Вау!

Снова молчание.

— Если это правда, то у меня есть брат, — сказал Томмладший.

— Единокровный брат, — поправил его Барни.

— Неважно.

— Вау! Вот это новость, всем новостям новость… — пробормотал Барни.

Посыпались вопросы. Знает ли Виктор, кто его отец? Какой он, Виктор? Что именно произошло в 1945 году? Их отец был вдали от дома, ему было одиноко, он нанял секретарем итальянку Шарлотту фон Хейкинг, у них случилась связь, она забеременела…

Том перебил меня, обращаясь к брату:

— Помнишь, я годами повторял, что знаю кое-что, семейный секрет, но раскрыть его не могу, потому что…

Как объяснил Том-младший, на склоне лет их отец поделился своей историей с их братом Биллом, глубоко верующим человеком, как и их отец, настоящим рыцарем Колумба[815].

— Отец со всей искренностью, со стыдом и состраданием поведал Биллу про своего сына в Италии и сказал, что Джо Луонго обо всем знает.

Томас-старший не раскрыл своему сыну Биллу подробностей и попросил не рассказывать о его признании другим членам семьи, чтобы поберечь Пегги. Через несколько лет, после смерти отца, Билл тоже захворал и рассказал то, что знал, Тому-младшему. «Никому не говори», — попросил его брат. Том исполнил его просьбу. Билл пытался вытянуть подробности из Джо Луонго, но тот оказался неразговорчив. «Жаль, что ваш отец сознался вам, это была его тайна», — сказал Луонго Биллу. Попытки Тома-младшего найти Джо Луонго ни к чему не привели.

— Где живет Виктор? — спросил Барни.

— У нас есть брат, — сказал Том.

Когда я связался с Томом, тот решил, что я хочу что-то рассказать. «Добавит ли это что-то к тому, что я уже знаю?» — гадал он. Он считал, что его отец отправлял сыну деньги, и теперь, узнав, что это не так, огорчился.

Братья попросили показать им фотографию Виктора.

— Похож на Тома! — сказал Барни.

— Взгляни на его нос, нос как нос, не то что мой пятачок, — возразил Том. — А голова?..

— Волос побольше, — сказал Барни. Сходство было заметно всем.

— Будь я проклят! — простонал Том. — Отец с чужой женщиной в Италии…

Я показал им фотографию Карла Хасса.

— Какой злюка! — фыркнул Том.

Настал черед фотографии Отто Вехтера в эсэсовской форме.

— Этот не лучше, — буркнул Том.

Постепенно они начинали видеть точки пересечения. Лусид. Хасс. Вехтер.

Том-младший, Виктор, Хорст.

— Пегги знала? — спросил Барни.

— Ровным счетом ничего, — заверил его Том.

Мы провели вечер с Мишель, бывшей женой Тома, вкусно нас накормившей. Ей тоже захотелось подробностей о Хассе и Вехтере, людях, причинивших столько боли ее отцу и его семье, вынужденным бежать из Вены после аншлюса.

— Все могло бы сложиться по-другому, — сказал Том.

Под вино все стали делиться своими мыслями. Томмладший понял, насколько ему повезло.

— Мой отец всего лишь спал с секретаршей! — вскричал он. — Другие отцы перебили сотни тысяч людей или расстреляли 335 итальянцев.

— Если бы Томас Лусид не нанял Карла Хасса, тот не пригласил бы на обед Отто Вехтера, Отто не заболел бы и чего доброго добрался бы до Южной Америки…

— И Хорст стал бы аргентинцем, — добавил я.

50. Визенталь

Хорст сосредоточился на Карле Хассе, но не забывал и о другом человеке, вызывавшем у него сильное негодование за то, что был, по его мнению, как-то замешан в истории с гибелью его отца.

«Симон Визенталь ненавидел моего отца до самой своей кончины», — неоднократно говорил он мне. Шарлотта, продолжал он, собирала вырезки о деятельности Визенталя. В глазах Хорста Визенталь, легендарный охотник за нацистами, мог наряду с Карлом Хассом и с СССР претендовать на звание главного подозреваемого в преждевременной смерти его отца.

Хорст верил, что Визенталь жаждал смерти Отто, потому что считал его виновным в смерти своей матери, попавшей в гетто Лемберга. «Он описывал, как мой отец сажал его мать в поезд, шедший в Белжец, — объяснял Хорст. — Это совершенно не так, потому что в день, о котором он говорит, 15 августа 1942 года, моего отца не было в Лемберге. Он спутал его с Кацманом из СС, потому что они носили одинаковую форму».

Хорст ссылался на отрывок из воспоминаний Визенталя, изданных в 1967 году[816]. Там описана жизнь автора в Лемберге, в том числе в гетто в 1942 году. Визенталь опознал Отто Вехтера как одного из двоих «главных виновных» в убийстве евреев Галиции; вторым был Фридрих Кацман[817]. Фигура Отто занимает центральное место в главе с бесхитростным названием «Галицийские убийцы». В ней Визенталь повествует, как в конце 1950-х он пытался помочь немецкому обвинителю в Лембергском процессе в Штутгарте над пятнадцатью обвиняемыми в зверствах в Яновском лагере и в других окрестностях Лемберга. Геноцид был «официальным делом», заявил судья на процессе. «По сравнению с Вехтером», — пишет Визенталь, — все пятнадцать обвиняемых на Лембергском процессе были «мелкой рыбешкой».

Визенталь стремился привлечь Отто и Кацмана к ответственности, но оба были уже мертвы. «Я видел его в начале 1942 года в гетто Львова, — пишет об Отто Визенталь. — 15 августа 1942 года он лично руководил отправкой 4000 стариков из гетто на вокзал. Среди них была моя мать»[818].

Эти слова злили Хорста, он часто к ним возвращался. «Моего отца не было в Лемберге 15 августа, — твердил он. — Он был в Кракове, у Генерал-губернатора Ганса Франка, на партийном собрании». Я нашел фотографию Отто и Франка в тот день в Кракове в Вавельском замке, так что в этой подробности Хорст не ошибался.

Я проверил, что именно написано у Визенталя. Текст можно понимать по-разному, как чаще всего и бывает. Он утверждает, что видел Отто в гетто «в начале 1942 года», а не в конкретный день. О 15 августа, единственной четко названной дате, он лишь пишет, что