Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путешествие дало Нолану идею «Дюнкерка», но непосредственный импульс к созданию фильма он получил, посетив с семьей штаб-квартиру Черчилля – лондонский музей в секретном бункере под зданием Казначейства, где генералы чертили карты западного фронта. По возвращении домой Эмма Томас подсунула мужу книгу Джошуа Левина «Забытые голоса Дюнкерка». «Кто-то стоял на берегу, другие – на молу, третьи отступали, прикрываясь коровьей тушей, и у каждого человека была своя реальность, – описывал Левин эвакуацию, в результате которой около 338 тысяч человек удалось вывести из-под немецкого наступления. – Эти реальности часто противоречили друг другу. Возьмем хотя бы один из элементов данной истории – огромный берег, где тысячи и тысячи людей в самом разном состоянии духа и тела на протяжении почти десяти дней боролись со все новыми опасностями. Как тут избежать противоречий? На побережье Дюнкерка развернулся целый мир». Среди бесчисленных подробностей в книге одна деталь запоминается особо – молы, два длинных бетонных волнолома на западной и восточной оконечностях гавани, которые уберегали ее от заиления и каким-то чудом уцелели под бомбежками люфтваффе. Восточный мол был устлан деревянным мостком, на четыре с половиной метра возвышался над изменчивым течением и уходил в море на полтора километра. Пришвартоваться к молу было не так-то просто, но зато туда можно было без особых усилий переправлять солдат с пляжа; берег был слишком пологим, и британские эсминцы не могли к нему подойти. На выручку явились сотни небольших катеров, вынужденных пересекать Ла-Манш под беспрестанными бомбардировками люфтваффе.
Нолан советуется с Кеннетом Браной, стоя на моле.
«Этот мол меня зацепил. Я никогда о нем раньше не слышал, а ведь это очень мощный, яркий образ. Люди занимали очередь, чтобы узнать – выживут они или умрут. Затем на них летели бомбы, а корабль либо приходил, либо нет. Просто удивительно, что я об этом не знал. Это же символ всей эвакуации, ее метафора. История Дюнкерка мне знакома, и все равно я думал: “Ну надо же!”» Нолан с головой погрузился в воспоминания очевидцев эвакуации (многие из этих документов собраны в Имперском военном музее) и пригласил Левина стать историческим консультантом фильма. Тот посоветовал режиссеру изучить дополнительные материалы и познакомил его с живыми ветеранами Дюнкерка.
Немецкая авиация обстреливает мол в «Дюнкерке» (2017). Этот образ зацепил режиссера: мост, ведущий буквально в никуда.
«Конечно, они уже глубокие старики, и в живых их осталось немного, – рассказывает Нолан. – Но нам удалось расспросить ветеранов о том, что они тогда чувствовали. Обо всем, что так или иначе вошло в фильм. У каждого из них было свое понимание “дюнкеркского духа”. Одни ветераны считают воплощением этого духа катера, прибывшие им на помощь. Другие говорят, что речь идет о стойкости солдат, которые сдерживали наступление и тем самым помогали товарищам спастись. А для кого-то “дюнкеркский дух” – просто пропаганда. Эвакуация затронула так много людей (на одном только берегу было плюс-минус 400 тысяч человек), что их переживания разительно отличаются друг от друга. Кто-то видел порядок, а кто-то – хаос. Благородство, но также и трусость. И мы хотели отразить это многообразие в фильме. Показать зрителям, что события на экране – лишь часть эвакуации и параллельно разворачиваются тысячи других сюжетов. И у каждого солдата, кто забился в угол и молится о спасении, есть своя история и свой взгляд на Дюнкерк».
Режиссера зачаровала холодная, безжалостная логистика эвакуации, математика искореженного металла и жаждущих спасения душ. Один из очевидцев вспоминал, как какой-то парень привез им из Англии пресную воду; но это означало, что, сойдя с корабля, он уже не мог вернуться обратно. Обычные вещи вдруг стали сродни подвигу. Где добывать пропитание и воду? Как ходить в туалет? Нолан решил показать это в самом начале фильма. Был и другой эпизод: один солдат бросился в воду – возможно, чтобы покончить с собой или попытаться переплыть канал. «Когда один из ветеранов рассказал мне эту историю, я спросил: это было самоубийство? Или человек надеялся доплыть до корабля? – вспоминает Нолан. – Ветеран не смог мне ответить. Он просто не знал правды. Но он был уверен, что тот человек погиб. От этих слов мороз идет по коже. И такие сюжеты сами собой просочились в фильм. А заодно я понял, что могу опираться на опыт нашего с Эммой путешествия в Дюнкерк. На воспоминания о том, каким трудом оно нам далось. Такое непросто передать в кино: фильмы предпочитают избегать прозы жизни».
В начале 1980-х, когда Нолан жил в Чикаго и вместе с матерью ходил в кинотеатр «Иденс» в Нортбруке, среди прочих фильмов они увидели «В поисках утраченного ковчега» Спилберга. Особенно мальчику запомнилась захватывающая сцена, в которой соратники Индианы Джонса видят, как тот взбирается на немецкую подлодку. «В финале эпизода Инди поднимается на “башню” рубки – хватается за перила и подтягивает себя наверх. Уже ребенком я думал: это же наверняка очень трудно. Хотя, казалось бы, это простое движение, по меркам фильма – пустяк. Но почему-то я всегда обращал на такое внимание… В кино невероятно сложно передать, что герой выбился из сил. Да, можно заставить актера тяжело дышать и так далее, но правда в том, что, когда человек на экране бежит, зритель не устает вместе с ним. Вот если герой находится под водой и должен задержать дыхание – это намного понятнее. Возможно, вы тоже попробуете не дышать, чтобы испытать себя.