В середине утра они все отправились со двора вверх по ступеням главного холла замка, превращенного в зал судебного заседания. Скованных попарно пленных провели к четырем рядам низких деревянных скамей в центре зала и усадили. Сэр Фрэнсис и Хэл очутились в середине первого ряда. Стражи выстроились с обнаженными саблями у стены.

У стены напротив пленников находилось возвышение, и на нем поставили тяжелый стол и высокий стул из темного тикового дерева. Это был трон судьи. К концу стола придвинули табурет, на котором уже сидел судебный писарь, что-то торопливо царапая в большой книге. Перед возвышением стояли еще два стола и стула. За одним столом сидел некто, кого Хэл уже много раз видел через окошко камеры. Как сообщил Алтуда, это был младший клерк из администрации компании. Его звали Якобс Хоп, и он, бросив на пленных нервный взгляд, больше на них не смотрел. Он шелестел какими-то документами, время от времени останавливаясь, чтобы отереть с лица пот большим белым шейным платком.

За вторым столом сидел полковник Корнелиус Шредер. Он выглядел так, как романтические поэты описывают галантных и добродушных солдат, – сияние значков и звезд, широкая перевязь через плечо… Его парик только что помыли, завитки волос падали полковнику на плечи. Шредер вытянул вперед скрещенные на уровне лодыжек ноги в сапогах, доходящих до бедер.

На столе перед ним лежали вразброс какие-то книги и бумаги, а среди них – шляпа полковника с плюмажем и меч Нептуна. Покачиваясь взад-вперед на стуле, он неотрывно смотрел на Хэла, и хотя Хэл пытался ответить таким же взглядом, он был вынужден в конце концов опустить глаза.

Потом вдруг у главного входа раздался шум, и, когда двери распахнулись, в зал ворвалась толпа горожан и поспешила занять места на скамьях по обе стороны прохода. Как только последнее место было занято, дверь снова закрыли прямо перед носами невезучих. Теперь в зале стало шумно от возбужденных, предвкушающих голосов; счастливые зрители изучали пленников и громко делились мнениями о каждом из них.

Одна часть зала была огорожена, и ее охраняли два солдата в зеленых мундирах с обнаженными саблями. За оградкой поставили ряд удобных мягких стульев.

Шум в зале усилился, и толпа сосредоточила внимание на важных персонах, которые выходили из дверей приемной. Первым шел губернатор Клейнханс, держа под руку Катинку ван де Вельде, за ним – лорд Камбр и капитан Лимбергер, беспечно болтавшие между собой. Они не обратили никакого внимания на шум, вызванный среди горожан их появлением.

Катинка заняла стул в центре ряда. Хэл уставился на нее, желая, чтобы она посмотрела в его сторону, подала знак, что узнает его и утешает. Он пытался заставить себя верить, что она никогда его не бросит, что она уже использовала все свое влияние и убедила мужа проявить милосердие, – но она погрузилась в беседу с губернатором Клейнхансом и ни разу не посмотрела на английских моряков. «Она просто не хочет, чтобы другие заметили ее беспокойство о нас, – убеждал себя Хэл, – но когда наступит момент, она наверняка даст показания в нашу пользу…»

Полковник Шредер тяжело топнул обутыми в сапоги ногами и встал. Он с бесконечным презрением окинул взглядом переполненный зал, и женщины-зрительницы слегка вздохнули и пискнули от восхищения.

– Этот трибунал собрался как представитель власти, возложенной на него почтенной Голландской Ост-Индской компанией от имени правительства Голландской республики и колоний. Прошу всех соблюдать тишину и встать перед председателем трибунала, его превосходительством губернатором Петрусом ван де Вельде.

Зрители поднялись с приглушенным бормотанием и в предвкушении уставились на дверь за возвышением. Некоторые из пленников тоже попытались встать, звякнув кандалами, но когда они увидели, что сэр Фрэнсис и Хэл не шелохнулись, то сразу опустились на свои места.

Из дальней двери появился председатель суда. Он тяжело поднялся на возвышение и оглядел сидевших пленников.

– Заставьте этих бандитов подняться! – внезапно проревел он, и толпа зрителей сжалась от страха при виде выражения его лица.

В мертвой тишине, последовавшей за этим взрывом, сэр Фрэнсис отчетливо произнес на голландском:

– Ни я, ни мои люди не признаем законности этого собрания, и мы не признаем права самоназначенного председателя проводить следствие и выносить приговор свободным англичанам, подчиненным только его величеству королю Карлу Второму.

Ван де Вельде раздулся, как огромная жаба. Его лицо налилось темной кровью, и он зарычал:

– Вы все пираты и убийцы! И данным мне Республикой правом, как представителю ее компании, и по праву морали и международного закона я могу вести этот трибунал! – Он умолк, чтобы перевести дыхание, а потом продолжил громче прежнего: – Я нахожу вас виновными в грубом и скандальном оскорблении этого суда, и я приговариваю вас к десяти ударам палкой немедленно!

Он посмотрел на командира стражи:

– Командир, отведите пленника во двор и сейчас же исполните приговор!

Четверо солдат поспешно отошли от стены и рывком подняли сэра Фрэнсиса на ноги. Хэла, прикованного к отцу, тоже поволокли к главному входу. Мужчины и женщины за их спинами вскочили со скамей и вытянули шеи, чтобы лучше видеть, а потом всей массой ринулись к дверям и окнам, когда сэра Фрэнсиса и Хэла вытолкали вниз по лестнице во двор.

Сэр Фрэнсис молчал, высоко держа голову и выпрямив спину. Его подтолкнули к коновязи для офицерских лошадей у входа в арсенал. Под громкие команды сержанта их с Хэлом поставили по обе стороны поручня, лицом друг к другу, а их кандалы зацепили за железный крюк.

Хэл ничего не мог поделать. Сержант сунул палец за воротник рубашки сэра Фрэнсиса и рванул, раздирая хлопок до пояса. А потом отступил назад и взмахнул легкой ротанговой тростью.

– Ты дал клятву рыцарства. Выдержишь все с честью? – шепотом спросил сэр Фрэнсис сына.

– Да, отец.

Трость свистнула в воздухе и опустилась на обнаженную спину. Сэр Фрэнсис поморщился.

– Это лишь детская игра по сравнению с тем, что должно последовать. Ты это понимаешь?

– Прекрасно понимаю.

Сержант ударил второй раз. Он старался попадать тростью в место предыдущего удара, и боль усиливалась с каждым разом.

– Не важно, что ты делаешь или говоришь, ничто и никто не может изменить полет красной кометы. Звезды определили мою судьбу, и ты не можешь вмешаться.

Трость снова прогудела в воздухе, опустилась – и тело сэра Фрэнсиса напряглось, а потом расслабилось.

– Если ты силен и упорен, ты выдержишь. И это будет моей наградой.

На этот раз, когда трость опустилась на напряженные мышцы его спины, он испустил короткий хриплый вздох.

– Ты – моя плоть и моя кровь. И через тебя я выживу.

Трость взлетала и опускалась снова и снова.

– Поклянись мне в последний раз. Подкрепи свою клятву в том, что ты никогда ничего не выдашь этим людям в тщетной попытке спасти меня.