– Спасибо, капитан. Можете ли вы теперь рассказать, что произошло с вами, вашей командой и пассажирами после захвата пиратами вашего корабля?

Лимбергер продолжил рассказ: изложил, как они пошли на восток вместе с «Леди Эдвиной», как груз и снаряжение были перенесены с каравеллы на галеон, как «Леди Эдвина» под командованием Шредера была отправлена на мыс Доброй Надежды с требованием выкупа. Далее он рассказал о путешествии на борту захваченного галеона в Слоновью лагуну и как он сам и упомянутые пассажиры находились в плену до их спасения силами экспедиции с мыса, возглавляемой Шредером и лордом Камбром.

Когда Шредер закончил допрос свидетеля, ван де Вельде посмотрел на Хопа:

– У вас есть вопросы, минхеер?

Хоп встал, держа охапку бумаг и отчаянно краснея. Потом нервно, глубоко вздохнул и издал долгий заикающийся звук.

Все в зале с интересом наблюдали за его судорогами, и наконец заговорил ван де Вельде:

– Капитан Лимбергер намерен через две недели отплыть в Голландию. Как вы думаете, Хоп, вы успеете до тех пор задать ваш вопрос?

Хоп покачал головой.

– Вопросов нет, – выговорил он наконец и тяжело опустился на стул.

– Кто ваш следующий свидетель, полковник? – спросил ван де Вельде, как только Лимбергер покинул свидетельское место и вернулся за загородку.

– Мне бы хотелось вызвать супругу губернатора, мадам Катинку ван де Вельде. Если это, конечно, не причинит ей лишних беспокойств.

Мужчины в зале одобрительно загудели, когда Катинка, прошуршав шелками и кружевами, уселась на место свидетеля. Сэр Фрэнсис почувствовал, как Хэл рядом с ним напрягся, но не повернулся, чтобы посмотреть на сына. Лишь незадолго до их пленения, когда Хэл стал надолго пропадать из лагеря и пренебрегать своими обязанностями, он понял, что его сын влюбился в эту златовласую потаскуху. Но вмешиваться было уже слишком поздно, да и в любом случае сэр Фрэнсис прекрасно помнил, что это такое: быть молодым и влюбленным, пусть даже в совершенно недостойную женщину, и понял тщетность попыток предотвратить то, что уже произошло. Он просто ждал подходящего момента, чтобы прервать эту связь, – но тут Шредер и Буззард напали на его лагерь.

Шредер с предельным уважением провел Катинку через ритуал обязательных вопросов об имени и положении, а потом попросил описать их путешествие на борту «Стандвастигхейда» и то, как они были захвачены в плен.

Катинка отвечала нежным, чистым голосом, полным чувств.

Потом Шредер продолжил:

– Прошу, мадам, расскажите нам, как с вами обращались в плену.

Катинка тихо всхлипнула.

– Я так старалась выбросить все это из памяти… Это было слишком ужасно, чтобы думать о таком. Но я никогда не смогу забыть. Со мной обращались как с животным в клетке, ругали и плевали в меня, я сидела взаперти в соломенной хижине…

Даже ван де Вельде изумленно уставился на свидетельницу, но тут же сообразил, что такие показания произведут впечатление в его докладе, отправленном в Амстердам. Прочитав его, отец Катинки и другие члены Совета Семнадцати поневоле одобрят даже самые суровые наказания, возложенные на пленников.

Сэр Фрэнсис ощущал ту бурю эмоций, что бушевала в его сыне, когда тот слушал, как женщина, на которую он возлагал так много надежд, извергает чудовищную ложь. Он чувствовал, как Хэл поникает физически, пока Катинка убивает его веру в нее.

– Держись, мой мальчик, – мягко произнес он уголком рта.

Хэл слегка выпрямился на жесткой скамье.

– Дорогая леди, мы знаем, что вы перенесли тяжкие испытания по вине этих нелюдей… – К этому моменту Шредер уже весь трясся от гнева, слыша о страданиях несчастной.

Катинка кивнула и изящно промокнула глаза кружевным носовым платочком.

– Думаете ли вы, – спросил Шредер, – что к подобным животным следует проявить милосердие? Или на них следует обрушить всю тяжесть и силу закона?

– Милостивый Иисус знает, что я всего лишь женщина, мое сердце полно любви ко всем Божьим творениям… – Голос Катинки жалобно надломился. – Но я знаю, что все в этом собрании согласятся со мной: простое повешение слишком хорошо для таких неописуемых злодеев…

Гул одобрения разнесся по рядам зрителей, потом перешел в глухое ворчание. Эти люди, как медведи в яме во время кормления, жаждали крови.

– Сожгите их! – пронзительно закричала какая-то женщина. – Их нельзя называть людьми!

Катинка подняла голову и впервые с того момента, как вошла в этот зал, сквозь застилавшие ее глаза слезы посмотрела на Хэла в упор.

Хэл вскинул подбородок и ответил таким же взглядом. Он чувствовал, как любовь и благоговение, которые он испытывал к ней, высыхают и съеживаются, как нежная виноградная лоза, пораженная черной гнилью.

Сэр Фрэнсис тоже почувствовал это и повернулся, чтобы посмотреть на сына. Он увидел лед в глазах Хэла и почти ощутил жар яростного пламени в его сердце.

– Она никогда не была достойна тебя, – тихо сказал сэр Фрэнсис. – И теперь, когда ты от нее отрекся, ты сделал еще один большой шаг к возмужанию.

«Неужели отец действительно все понял? – гадал Хэл. – Значит, для него не являлось тайной, что происходит? Получается, он знал о моих чувствах?»

Если так, отцу следовало уже давно осудить его…

Хэл заглянул в глаза сэра Фрэнсиса, боясь увидеть в них презрение и неприязнь. Но во взгляде отца он увидел только понимание. Ясно, что отец все знал, и, пожалуй, знал с самого начала. И, вместо того чтобы осудить сына, предлагал ему силу и искупление.

– Я совершил адюльтер, я опозорил звание рыцаря, – прошептал Хэл. – Я не могу больше называться твоим сыном.

Кандалы на запястье звякнули, когда сэр Фрэнсис положил руку на колено юноши.

– Нет, эта потаскуха просто сбила тебя с пути. Ненадолго. Ты не виноват. Ты всегда будешь моим сыном, а я всегда буду гордиться тобой, – шепотом произнес он.

Ван де Вельде нахмурился, посмотрев на сэра Фрэнсиса.

– Тишина! Прекратите болтать! Или вам хочется получить еще несколько ударов тростью?

Он снова повернулся к своей жене:

– Мадам, вы держались очень храбро. Я уверен, минхеер Хоп не захочет лишний раз вас тревожить.

И он перевел взгляд на несчастного клерка, с трудом поднявшегося на ноги.

– Мадам…

Это единственное слово, вырвавшееся у клерка быстро и ясно, как пистолетный выстрел, удивило самого Хопа ничуть не меньше, чем всех остальных.

– Мы… мы благодарим вас за свидетельство, и у нас нет вопросов.

На этот раз Хоп запнулся только на одном слове – «свидетельство» – и сел с победоносным видом.

– Хорошо сказано, Хоп.

Ван де Вельде одарил клерка добродушной отеческой улыбкой и с видом влюбленного слабоумного посмотрел на жену: