всему, человек этот не имел никакого отношения ни к разделке животных, ни, тем более, людей. Кажется, это был здешний садовник, так как он проявлял сильный интерес к розовому кусту.

Ножницы громко лязгнули, и он вынул из густых зарослей очаровательную розочку на длинной ножке.

Рядом с ним, вполоборота, стоял юноша, высокий и худощавый. Светлые, длинные волосы небрежно ниспадали на плечи. На нём была белая шёлковая рубаха с кружевными манжетами и свободно распахнутым воротом, тёмные штаны, высокие сапоги. Узкое лицо, прямой тонкий нос, большие печальные глаза – этакий образ прекрасного принца из романтичной сказки. А на шее болтался оригинальный кулон из нескольких ярких, сцепленных пучком, птичьих перьев.

Третий был совсем мальчишка в скромном камзольчике, тощий и нескладный. Он держал в руках целую охапку уже срезанных снежно-белых роз и со скучающим видом переминался с ноги на ногу.

«Паж!» – решила Настя.

Ей, конечно, не доводилось бывать при дворе, но понять, кто есть кто, оказалось не так уж сложно.

Тот, что был похож на прекрасного принца, взял у садовника срезанную розу, повертел в длинных холеных пальцах и сказал с придиркой:

– Не годится! Здесь лепесток подсох и скукожился, как лицо морщинистой старухи!

– Как так не годится? Да этот бутон даже раскрыться не успел! Он чист и свеж, как… как… – возмутился мужчина в фартуке.

– Сравнения и метафоры оставьте мне! Этот цветок не годится, – заявил ворчливый «принц».

– Ну… можно ведь… этот лепесток и оборвать… – сообразил садовник.

– Ты в своём уме, Дарсет? По-твоему, благородные гости нашей светлейшей миледи Лиэлид должны взирать очами своими на какие-то общипанные, ободранные розы? Это возмутительно! Нет, Дарсет, ты – талантливый садовник, но ничего не смыслишь в искусстве обустройства праздников.

– Так ведь необязательно благородным гостям пялиться на этот цветок! Можно его вставить в гирлянды, которые будут подвешивать под самым сводом зала. Там никто не разглядит, что этот бутон не так идеален, как вам бы хотелось, милорд.

«Принц» покрутил розу перед лицом, видимо, ловя аромат. А, может, думал…

– Хм, а это мысль! Да, эту розу мы устроим где-нибудь повыше. Там, в вышине, среди других, она будет сиять белой звездой… Чудесная мысль! Хорошо, что я такой находчивый и умный, – Он протянул розу пажу. – Только не смешивай её с другими, слышишь – не перепутай!

Мальчик угрюмо кивнул, тут же сунул цветок в огромную охапку, что едва помещалась в его тощих ручонках, и сладко зевнул, прикрываясь букетом, чтобы никто не заметил.

Трое приближающихся всадников привлекли внимание мальчишки.

Он с внезапным интересом воззрился на них и, не сдержавшись, выдал:

– О, гляньте, опять гости! Ещё кого-то нелёгкая принесла…

– Помолчи! – одёрнул его красавчик в белой рубашке. – Распустила вас наша милостивая госпожа. Цветов достаточно – ступайте в замок!

«Принц» сделал несколько шагов навстречу. Эл попридержал Ворона и кивнул, здороваясь.

– Приветствую дорогих гостей! – сказал юноша с изысканным поклоном.

– Миледи, милорд Наир, добро пожаловать! И вам тоже, эрр Эливерт! Мы вас заждались. Решили даже, что Вифрийский Ворон улетел так далеко, что позабыл вернуться…

– Но ведь мы не опоздали, смею заметить, – возразил Эливерт.

– Да, поспели, что и говорить, только-только. Но миледи уже начала волноваться. И неудивительно. Я бы, на её месте, поостерегся доверять тому, кто промышляет столь безнравственным и авантюрным ремеслом!

– Несомненно, мне далеко до вас, милорд стихоплёт! Что поделаешь, у всех свои таланты. Зад лизать не всякий может! Мне не дано так умеючи услаждать сердце миледи Лиэлид сладкозвучными комплиментами.

– Я услаждаю её слух своими поэтическими творениями, – обиженно заметил «принц». – Сердце её – это забота другого. Конечно, и мои баллады рождаются, дабы проникать в души слушателей и будить в них лучшие чувства.

– Как я вижу, звон золотых фларенов и благодарные улыбки прекрасных дам вас уже не устраивают, и вы ищите поэзии в саду? Никак вдохновение покинуло?

– Ах, я только человек, служитель искусства, но поэтам тоже не чужды земные удовольствия. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы получать признательность от тех, кто ценит моё творчество. Что же до роз – нынче, в преддверии празднества, здесь такая суматоха. Каждый хочет принять участие, внести посильный вклад. И я, разумеется, тоже.

– Ну, ясно-понятно, куда же без вас!

– Я, между прочим, надеялся, что вы появитесь чуть раньше, дабы успеть привести себя в порядок и появиться на глаза другим гостям уже в приличном виде. Хорошо, хоть сегодня приехали. Представляю, как бы разгневалась Светлейшая, если бы вы опоздали! Вы ведь знаете, эрр Эливерт, она терпеть не может…

– Терпеть не может ждать! – закончил за него атаман. – Да знаю я, знаю. Мне об этом уже раз двадцать сказали. Что до нашего вида, не знаю, чем он вас не устраивает… Я лично сюда по делу приехал, а не танцы танцевать или байки ваши слушать, милорд стихоплёт. Меня мой вид устраивает. Я – разбойник, и не собираюсь строить из себя аристократа! У вас это, по правде сказать, тоже не очень-то получается, милорд! Пожрать и выпить на халяву я не прочь, но сюсюкаться с вашими гостями не собираюсь.

Настя ухмыльнулась – Эл, конечно, парень простой, из народа. Но при желании он действительно вполне мог сыграть роль манерного представителя высшего общества. Как и любую другую, впрочем.

Но сейчас, как и при встрече с Зинатом-Фальшивкой, он нарочно строил из себя хамоватого мужлана, вероятно, чтобы позлить «принца».

– И нечего на меня так смотреть! Прибыли, как смогли. По возможности вести себя будем тихо, скромно и прилично. А если будешь меня и дальше цеплять, я тебе расквашу твою меланхоличную мордашку, и придётся идти на бал с фонарём под глазом!

– О, духи мироздания, подобные дикарские речи режут мне слух! Делайте, что вам угодно, идите на бал, в чём пожелаете, но не удивляйтесь, если на вас будут показывать пальцем! Идёмте! Вас заждалась миледи Лиэлид. Я лишь покорный слуга её светлости.

Тройка всадников двинулась следом за громко возмущавшимся поэтом, а тот быстро шагал к мраморному крыльцу.

У белокаменной лестницы друзья спешились, подбежавшие к ним пажи приняли лошадей.

Ворон Эла беспокойно фыркнул, заупрямился. Разбойник успокоил его, погладив, шепнул что-то, и лошадей увели.

– Кстати, я вас не познакомил, – вдруг вспомнил атаман. – Это – миледи Дэини из Рассии, наша гостья