– Можешь мне не рассказывать, – поморщилась Полли. – А я только что вынудила тебя его нарушить. Я же просила тебя: не надо меня оберегать, я не прекрасная дама! Много лет назад.

– А еще ты просила меня не всегда с тобой соглашаться! – указал Том.

Тут Полли взвилась и хотела напуститься на него, но обнаружила, что они уже прошли улицу до конца. Улица упиралась в открытые ворота между двух каменных колонн. На каждой колонне было высечено: «Хансдон-хаус».

– Похоже, этак мы никуда не придем, – сухо заметила Полли. – То есть окажемся в Нигде.

– А ты на что рассчитывала?

Том положил футляр на землю перед воротами и прислонился к левой колонне. «Ясное дело, – подумала Полли, – внутрь-то ему не хочется».

– Давай не будем больше препираться, – попросил он. – Мне совсем недолго осталось. – И протянул Полли руку.

Полли рванулась к нему, едва не споткнулась о виолончель – и упала ему на грудь. Они обхватили друг друга. Том был плотнее и жестче, чем думала Полли, и теплее, а если и неуклюжий, то совсем чуть-чуть. Он запустил обе руки в мокрые волосы Полли и поцеловал ее в глаза, а потом в губы.

– Всегда обожал твои волосы, – шепнул он. – Знаю, – ответила Полли.

Так они и стояли, сплетясь, пока до Полли не донесся нежный, медовый, звенящий голос Лаурели.

– Том! – звал он откуда-то издалека, все настойчивее и настойчивее. – Том!

Делать вид, будто не слышишь его, стало нельзя. Том и Полли со вздохом отпустили друг друга. Том снова взялся за футляр, и они бок о бок прошли по тенистой подъездной аллее в сад, откуда слышался голос Лаурели. У Полли голова шла кругом от горькой радости. Можно сказать, игра стоила свеч, думала Полли, только вот все зря…

На первый взгляд казалось, будто в саду царит осень. Деревья недвижно стояли в пышном уборе – ржаво-коричневые, медно-зеленые, оливково-серебряные, густо-желтые с переливами в лиловый и темный красно-розовый. Но жарко было, будто летом. От волос Полли и куртки Тома повалил пар. В голубом небе над головой сновали ласточки, пчелы набились в розовые кусты, цветущие по одну сторону от дорожки, – розы были не белые, как помнилось Полли, а густо-красные, бронзовые, слепяще-розовые. И вообще сад стал другим. Лужайка теперь спускалась от самого дома до пустого бетонного пруда, который сейчас было видно целиком, а по сторонам от него росли шестифутовые болиголовы. Да и пустым он больше не был. Он мерцал по всей поверхности, которой вроде бы и не было. А от поверхности к небу сочилась бесцветная зыбь – словно рябь по воде или горячий воздух, и за ней расплывались и болиголовы, и деревья, мимо которых шли Том и Полли. Смотреть на эту зыбь Полли не могла.

На лужайке у дома собрались все гости с бокалами в руках. Точь-в-точь безобидный прелестный пикник. Все были в элегантных нарядах: женщины – в длинных платьях и вычурных шляпках, мужчины – в белом или в визитках. Слышались приглушенные разговоры и смех. Лаурель в зеленом бальном платье расположилась на садовых качелях под деревцем, чьи листья были того же оранжево-коричневого цвета, что и коктейль, который она потягивала. Рядом с ней на качелях лениво развалился Лесли. Похоже, он не мог отвести от Лаурели глаз. Лицо у него было мечтательное, одурманенное, восхищенное, но с нотой порочности, как будто эта гамма чувств состояла в основном из угрызений совести.

Увидев Лесли, Том что-то пробурчал и с нарочитой резкостью развернулся в другую сторону, где были приготовлены четыре пюпитра и четыре стула. Там уже стояли Анна, Сэм и Эд, они доставали ноты и вынимали из футляров альт и скрипки. Когда Том и Полли подошли поближе, они подняли головы – и с облегчением узнали ее.

– Ага, ты все-таки добралась сюда! – сказал Сэм. – Мне сразу стало веселее.

– Вдруг у нас что-нибудь да выйдет, – добавил Эд.

А Анна просто улыбнулась Полли, напряженно и многозначительно. «Да, они меня вспомнили, – подумала Полли. – А значит, Лаурели можно больше не беспокоиться». Она смотрела, как Том снимает куртку, – под ней оказался обычный строгий костюм, такие же были и у Сэма с Эдом. Все четверо сели и стали настраивать инструменты, будто их наняли развлекать гостей на пикнике. Вся эта элегантная щебечущая публика обращала на них не больше внимания, чем на многочисленных официантов, разносивших бокалы. Музыкантам бокалов не предложили. Они тоже были просто слуги. Вот и Том все это время был для Лаурели со свитой просто слугой, подумала Полли.

Тут она подняла глаза и увидела, что на нее уставились Себ и мистер Лерой. Они стояли рядышком на полпути к пруду, и Полли еще не доводилось видеть настолько испуганных лиц. Одинаковый ужас выявил общие черты, хотя Себ был высокий, стройный, в элегантном белом костюме, а мистер Лерой – стареющий, пожелтевший, больной, и серая визитка мешком висела на обмякшем теле. Полли увидела, как Себ сказал что-то отцу – очевидно, что-то вроде «Дай я с ней разберусь!» – и метнулся вверх по склону к Полли.

У него даже темные круги под глазами появились, подумала Полли, когда Себ подскочил к ней.

– Полли, любовь моя! – воскликнул он. – Как ты здесь очутилась?

– Я все вспомнила, – ответила Полли. – И пришла за Томом.

Себ обмяк, став еще больше похожим на мистера Лероя, и устремил на Полли отчаянный взор – отчаянный на свой манер.

– Полли! А обо мне ты подумала?

– Еще бы, – проговорила Полли, – и то, что я подумала, мне не нравится. Мне не нравится, что ты сделал.

Надо отдать Себу должное: он не стал ни врать, ни возмущаться.

– Это касалось только нас с Томом, и больше никого, – сказал он. – С самого начала. Между прочим, Том тоже тебя эксплуатировал. Ты, конечно, понимаешь, Полли! Не заберут его – возьмут меня!

Полли отвела взгляд от его отчаянного лица. Том рядом с ней склонился над струнами виолончели, не глядя на Полли и изо всех сил притворяясь, будто не слышит все сказанное Себом до последнего слова. Полли вспомнила, как Себ обхватил ее в тот раз, после визита в лондонскую квартиру Лероев, и поняла наконец: да ведь Себ всю жизнь прожил в постоянном страхе! Мистер Лерой за спиной у Себа мешковато оперся на трость, а еще дальше сочилась вверх от пруда живая зыбь, застилая болиголовы переливчатым мерцанием. «Ну вот, Себ, по обыкновению, ловко подчинил меня своей воле, – подумала Полли, – и завел в окончательный тупик». Тогда она посмотрела на Лесли. Лесли тихонько покачивался на качелях и томно улыбался Лаурели. «Я даже не пыталась его вызволить, – подумала Полли. – Надо было хотя бы позвонить Нине и втолковать ей, что к чему. Хотя бы позвонить – а мне и в голову не пришло!..»

Себ перехватил ее взгляд.

– Лаурель с ним еще не закончила, – проговорил он. – Она от него не откажется. Да и жизнь у него не слишком ценная. Полли, прошу тебя!..

– Себ, замолчи, – велела Полли. – Я не… – Одному из нас придется уйти, – настойчиво произнес Себ. – Отец при последнем издыхании. Он и так прождал уже восемнадцать лет. А Том всего на десять лет старше меня. У него еще есть запас, отцу надолго хватит!