Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признать, что все мы теперь заседаем в Совете Директоров Планеты Земля, — значит взять на себя огромную ответственность. А еще это значит резко переменить свои представления об отношениях природы и человека, особенно у тех из нас, кто давно участвует в экологическом движении. Вместо того чтобы «позволить природе взять свое», придется уделять гораздо больше внимания принципу «Мы здесь главные. Давайте подумаем, как тут всем управлять». В долгосрочной перспективе это сулит радикальные преобразования. Мы уже разобрались методом проб и ошибок, какие кнопки и рычаги управляют климатом планеты. В какой-то момент, возможно, мы решим, что надо нажать на эти кнопки и рычаги, чтобы сделать климат планеты предельно благоприятным, то есть не просто возместить непреднамеренный ущерб, который мы нанесли Земле, а менять климат по своей воле. Мы случайно вызвали изменения климата в одну сторону. Может быть, нам удастся склонить чашу весов и в другую сторону, прямо как в научно-фантастических романах?
Идею глобальных манипуляций с климатом принято называть геоинженерией, и некоторые ученые и инженеры относятся к ней очень серьезно. Об этом я подробно пишу в своей книге Unstoppable («Неостановимое»). Отличная книжка, кстати. Почитайте, не пожалеете. Ученые предложили целый ряд конкретных экспериментов, в основном для того, чтобы перераспределить облака, содержащиеся в атмосфере частицы или цветовые пятна на поверхности морей с целью отразить обратно в космос малую толику солнечного света. Пока что подобные эксперименты не выходят за пределы лабораторий или компьютерных моделей. Но ведь и в реальном мире испытания в малых масштабах, скорее всего, приведут не к таким значительным результатам, как испытания в масштабах всей Земли. В общем, когда играешь с планетой, надо быть очень-очень осторожным. Нам и так уже приходится жить с набором нечаянных осложнений, и новые нам ни к чему.
Есть надежда, что ботанская осторожность и пошаговый подход в сочетании с некоторыми смелыми идеями помогут нам понять, что такое контролировать планету и в каком направлении надо действовать. И если какие-то геоинженерные проекты покажутся разумными, есть надежда, что граждане земного шара проявят и осторожность, и доверие к науке. При таком сценарии будущего, назовем его «Позаботимся о каждом», мы применим перевернутую пирамиду проекта к Земле в целом. Это будет просто головокружительно — и при этом полезно планете в целом. Контроль над своей планетой — величайшее испытание, с каким только приходилось сталкиваться виду homo sapiens. Чтобы его пройти, нужны наши лучшие умы, лучшие фильтры и лучшие планы. А еще нам сейчас особенно необходимо преодолеть подозрительность и предрассудки и опереться на логику и разум. Давайте руководить планетой чутко и продуманно, с прицелом на наилучший результат. Давайте править миром по-ботански — чтобы жить в нем стало лучше нам всем.
В начале июня 2016 года, когда кругом, набирая обороты, бушевала незабываемая предвыборная кампания, я поехал в Вашингтон, чтобы выступить на втором Reason Rally — «Фестивале разума». Это мероприятие организуют для своих сторонников те, кто хочет, чтобы наше правительство и наши законодательные органы руководствовались научным мышлением. Кроме того, это съезд особого сообщества. Кому-то нравится организовывать религиозные собрания, принимать программы религиозного образования, проводить религиозные праздники, — вот и мы, участники «Фестиваля разума», любим встречаться, общаться, обмениваться соображениями с теми, кто в целом разделяет наши представления о жизни. По большей части на «Фестиваль разума» приезжают атеисты, но не только. С точки зрения атеистов, нет никакого сверхкомпетентного божества, которое всем заправляет. В нашем сообществе принято считать, что вся ответственность за действия человечества лежит на нас самих, а больше ни на ком и ни на чем. Мое выступление удивительным образом напомнило мне поездку на первый День Земли сорок шесть лет назад, с той лишь разницей, что теперь я был наверху, на сцене, а не внизу, среди зрителей.
Обычно я, признаться, не люблю говорить о религии, разве что в тех случаях, когда на интервью у меня прямо спрашивают, каковы мои религиозные взгляды, ну или кто-нибудь из верующих непосредственно выступает против науки (когда скандально известный креационист по имени Кен Хэм, который отрицает буквально все, что мы знаем о геологии и естественной истории Земли, вызвал меня на дебаты, я понял, что надо идти, и полученный опыт впоследствии лег в основу моей книги «Неотрицаемое». Еще одна отличная книжка и хороший подарок, впрочем, я отвлекся). Во всех прочих случаях я только рад оставаться Человеком-физикой и директором Планетного общества и не оскорблять ничьих чувств. И на то есть несколько причин. Вера — дело сугубо личное, и любые разговоры о ней, к сожалению, чреваты недоразумениями и конфликтами. Малейший неверный нюанс — и трибализм не смягчается, а, наоборот, цветет буйным цветом. Но поскольку структура этой книги предполагает картину в целом, обойти религиозный вопрос не удастся. Религия влияет на то, как многие люди фильтруют информацию об окружающем мире, как видят коллективную ответственность, как откликаются на… гм… все на свете. Можно собрать данные, которые скажут вам, что происходит в мире, но лишь внутренний кодекс говорит, что с этими данными делать, как изменить мир к лучшему и стоит ли за это браться.
Чтобы читателю был ясен контекст, отмечу, что с религией я знаком отнюдь не понаслышке. Меня воспитывали в лоне епископальной церкви. Я служил алтарником. Нес крест и исполнял все обязанности помощника священника с большим трепетом. И я и по сей день с удовольствием праздную Рождество Ньютоново — как известно, Ньютон родился в Англии 25 декабря 1642 года (мама крошки Исаака считала, что это Рождество Христово). В молодости я всерьез пытался понять, какие ответы дает церковь на вопросы о нашем месте в космосе — и лично моем, и моих собратьев-землян. Окончив инженерную школу, я каждое воскресенье садился читать Библию. Я прочел ее от корки до корки дважды, на это ушло около двух лет. Я ходил в христианский книжный магазин и покупал там карты Ближнего Востока, где были отмечены реальные или предполагаемые места библейских событий. Я продирался через рассказы о библейских героях, которые убивали друг друга, были готовы принести в жертву сыновей, охотно отдавали дочерей на побиение камнями и так далее. Хотя я и не воспринимал эти истории буквально, все же мне бросалось в глаза, что с моральной точки зрения они сомнительны. И еще сложнее мне было примириться с мыслью, что какое-то божество взяло и истребило все живое на Земле, кроме одной семейки, практиковавшей инцест, и их живности. Это тоже нельзя воспринимать буквально. Как и все остальные библейские чудеса. Если бы они происходили в точности так, как написано, последствия для нас, людей, были бы довольно мрачными.
Вот к чему я клоню. Чудеса — это магия, а в науке магия попросту невозможна. Чудо — это в лучшем случае попытка срезать напрямик и объяснить природные явления, что называется, в лоб. Недавно я познакомился с тремя очень юными, очень образованными и очень убежденными иудеями-креационистами — причем в баре (сам не ожидал). Они были серьезные и любознательные и к тому же (еще сильнее сам не ожидал) большие поклонники передачи «Человек-физика». И все равно, когда у нас завязался диспут, у них ушла ровно секунда на то, чтобы переметнуться на сторону магического мышления. Их аргументация выглядела приблизительно так: наука постоянно придумывает новое, а Библия не меняется. Поэтому Библия — единственный источник истины, а все, что мы наблюдаем научными методами, по определению неточно или, по крайней мере, ненадежно. Юноши предполагали, что Бог, создавая вселенную примерно 5700 лет назад, сумел упихнуть в нее всю историю нашей планеты, которая насчитывает 4,6 миллиарда лет. Однако они признали (опять же сам не ожидал), что Господь, в принципе, мог создать мир и вчера, снабдив его всеми нашими воспоминаниями и историями, так сказать, задним числом, — причем все они оказались на своем месте в точном соответствии друг с другом, — если такова была Его воля. На это я только и мог, что ответить приблизительно: «Значит, возможно, на свете нет ничего реального? Гм. Правда? Ну ладно, мальчики, пейте вино, приятного вам вечера».