Вспоминалось уже с трудом, словно сквозь толщу воды. Как и не было ничего.

А как страдала!

Действительно, было б из-за кого, а то пудель! Тьфу!

– Налетела. А ты не налетал?

– Спрашиваешь! Даже два раза.

Ирина не стала просить рассказать, но Кирилл усмехнулся и принялся откровенничать сам. Понял, что любопытство хуже лишая, а сказав «А», надо и весь алфавит повторять.

– Один раз – после армии. Меня же девчонка ждала, колечко я ей подарил, ждать обещала… ну а когда попал в плен, когда пропал… Симонова помнишь?

– Жди меня, и я вернусь?

Эти стихи знали и помнили все. Константин Симонов выразил все то, что раз за разом повторяли жены, матери, дочери, мужчины которых уходили на войну.

Только очень жди. И спасешь меня своим ожиданием.

Эх, если б действительно это помогало! Если бы можно было любовью отогнать смерть от родного человека.

Но кто-то и впрямь возвращался. К тем, кто ждал и верил. Искренне. Истово. Или – неистово?

Как знать…

Может, кого-то и оберегает эта вера?

– Вот она ждать не стала. И верить тоже. Я вернулся, а она уже замужем, ну там, естественно, парень побогаче…

– Ты ему морду бить не стал?

– Я даже отношения выяснять не стал. Знаешь, если б просто так вернулся, а то – оборотень. Мне бы самому с собой разобраться было, какая там любовь! Я вообще тогда про баб позабыл на пару лет, нельзя же так, свяжешься с человеком, а она волчат народит. Или ты ночью не удержишься, ты же помнишь, сколько про оборотней ужастиков ходило?

Ирина помнила. Голливуд оторвался. И от реальности – тоже, такое иногда снимали, что оборотням впору было помереть. Со смеху.

– А второй раз?

– Второй раз уже лет пять назад. Сама видишь, что предложить у меня есть…

Ирина кивнула.

Действительно, спокойный, уверенный в себе, симпатичный мужик на иномарке, со своим домом, со знакомствами, с работой…

Тут охотниц будет – вагон! Эшелон! Отбиваться замучаешься! Это она и сказала Кириллу.

Оборотень хмыкнул.

– Вот я и попался. Знаешь, есть такие женщины… от них как волна идет.

Ирина знала. Даже была лично знакома. Вот у кого-то грудь шестого размера, у кого-то волосы светлые, а кто-то рождается с даром притягивать мужчин. И хоть ты что тут делай!

Дано человеку! Просто – дано. Или суккубы в роду были? Кто их знает? Если вампиры водятся, то и суккубы могут, разве нет? Писали ведь о них средневековые монахи, значит, или видели, или слышали, не из пальца ж высасывали?

– И ты на такую наткнулся?

– Да. Внешне вроде и ничего особенного, но рядом стоять было просто невозможно – все дыбом стояло, – хмыкнул оборотень.

– Уши, лапы и хвост? – подшутила Ирина.

– Особенно хвост. И знаешь, такая вся… готовить умеет, в постели фейерверк, стелет мягко, я подумал – и чего мне еще надо?

– И чего тебе, собака, еще надо? – вспомнила Ирина бессмертного «Ивана Васильевича».

– Я тоже так и подумал. А повезло, знаешь…

– Что, волк не одобрил?

– Как-то так. Это, конечно, чушь репчатая, про истинные пары и прочее, мы бы тогда уже шесть раз вымерли на манер мамонтов.

– Однозначно.

– Но чутье у зверей острее. Когда человек врет, его запах меняется, когда боится, когда ненавидит, любит…

Ирина кивнула.

– Знаю. И?

– Чужого запаха я на ней ни разу не чувствовал, не было такого. Она мне не изменяла. Но… знаешь? Дорогой, когда мы поженимся, у нас будет трое детей?

– Знаю. Сколько ее детей жило у мамочки?

– Двое. В интернате.

– Серьезно?

– Да. Сама понимаешь, когда девчонка мужикам головы кружит, а мозги у нее еще не соображают, как надо – замуж вышла, залетела, родила. Получился пацан, стали жить с мужем, и тут она понимает, что просчиталась. Денег особых нет, бриллиантов тоже нет…

– А заработать?

– Вроде и зарабатывает, но все не туда куда-то идет. Знаешь, главное ведь не заработать деньги, а сохранить и приумножить.

– Бабушка объясняла. И как экономить, и что дерьмо покупать – вшестеро дороже выйдет, и как вещи подбирать…

– Вот. Но худо ли, бедно, прожили с мужем шестнадцать лет. И тут ей подворачивается богатенький Буратино, под которого она и прыгает с восторженным визгом.

– А сын?

– А что – сын? Он взрослый уже, ему шестнадцать есть, пусть сам разбирается, если паспорт получил. От Буратины она рожает еще одного пацана, живут пару лет, и тут мужика сажают.

– И она остается с ребенком на руках.

– А возиться не хочется.

– Второго ребенка сдают в интернат, точнее есть такие школы, в которых дети месяцами живут.

– Иногда оно для детей и лучше.

– Вот. Сдала она пацана и принялась личную жизнь устраивать. Тут я ей и подвернулся.

– Сволочь какая! – от души высказалась Ирина.

– А то нет? Я когда понял, как она со своими детьми… да ни одна сука так со щенками не поступит! А эта…

– Хуже всякой мрази, – подвела итог Ирина.

– И главное, я уже хотел ей предложение сделать. Попросил знакомых по базе все пробить, тут и оказалось… она к младшему уж с полгода не ездила. Мы выходные вместе проводили, так она ребенка и не забирала, и сама не приезжала, чтобы мне потом не спрашивать – где она была?

– Тьфу, падла.

– Я к нему теперь езжу сам. Игрушки привожу, ну и так… почему-то я себя обязанным чувствую.

– А мамаша?

– Нашла себе очередного идиота. Пацан говорит, она обо мне расспрашивает, но он старается так сделать, чтобы мы с ней не пересекались. А в мой дом у нее хода, понятно, нет. И у ворот караулить нет смысла.

– Сочувствую.

– Да чего там сочувствовать. Вот женился б я на ней – тогда бы был достоин сочувствия. А так все нормально, обошлось. Хотя и обидно. Я вот, оборотень, а она человек. А хуже всякого зверя.

Ирина похлопала оборотня по бицепсу. Плечо было напряжено, мужчина явно переживал.

– Не грусти. Никуда не денешься, влюбишься и женишься.

– Ага, влюблюсь. Знаешь, тоже иногда неприятно бывает.

– Не поняла?

– Когда тебя, как племенного волка рассматривают.

– Че-го?!

– Да есть у нас там один кадр… вот у него дочка. Решил под меня девчонку подложить, внуки-то могут в меня пойти, а это его неплохо так усилит.