И тогда Грейс поняла, чего добивается.

– Месть, Ленни. Я хочу отомстить.

Прозвучал выстрел, отдавшийся эхом от толстых каменных стен. Ленни коснулся груди. Кровь сочилась сквозь пальцы, расплывалась на белой рубашке.

Он потрясенно взглянул на Грейс.

– Нет! – взвизгнул Мерривейл.

Второй выстрел. Третий.

– Грейс!

Грейс обернулась. Митч Коннорс бежал через гостиную к саду. Светлые волосы потемнели от пота и прилипли ко лбу. В руке он держал пистолет.

– Постой!

Но было поздно. Джон вбежал в дом. Грейс повернулась к Ленни, тот тоже исчез. Не может быть!

И тут она увидела, как Брукштайн ползет на четвереньках в беседку, оставляя за собой широкий кровавый след. Грейс прицелилась, но Митч пробежал мимо и широко раскинул руки, встав щитом между Грейс и Ленни.

– Все кончено, милая. Остановись. Положи пистолет!

– Прочь с дороги, Митч! – заорала Грейс. – Отойди!

– Нет. Так неправильно, Грейс. Знаю, ты хочешь правосудия, но это не метод!

Сейчас Ленни скроется! И она ничего не сможет сделать!

– Отойди, Митч! Клянусь Богом, я буду стрелять!

Из дома доносился шум. Хлопали двери. Повсюду бегали мужчины. Сквозь расставленные ноги Митча Грейс видела, что Ленни почти добрался до беседки. Из дома выскочил Джон Мерривейл, вопя как бешеный и размахивая пистолетом. Топот стал громче.

– Полиция! Бросить оружие!

Сейчас или никогда.

Грейс выстрелила и в ужасе смотрела, как Митч падает на траву.

– Митч! – вскрикнула она, но с губ не сорвалось ни звука.

Знакомые бритвенные лезвия полосовали ее бок, руки, ноги. Она лежала на траве, истекая кровью. Звуки растаяли.

Грейс открыла глаза, чтобы увидеть безмолвный балет бегущих ног. Митч неподвижно лежал на газоне. Она поискала глазами Ленни, но не разглядела его. Только красную дымку собственной крови, заслонившую солнце, и небо, и деревья, падающие, падающие, как тяжелый бархат на театральной сцене. Ее финал. Занавес.

Нью-Йорк, месяц спустя

Женщина в комнате для посетителей прошептала дочери:

– Это она?

Дочь покачала головой:

– Не думаю…

Обычно она на все имела собственное мнение, была большой почитательницей глянцевых журналов и гордилась способностью распознать знаменитость с пятидесяти ярдов. Уж ее темными очками и шарфами не одурачить! Но в этом случае…

Женщина действительно была похожа на нее. Те же алые губы «лук Купидона», ребяческая ямочка на подбородке, широко поставленные глаза и изящный нос. И все же все это, вместе взятое, выглядело… не таким. Не таким красивым. Не таким неотразимым, не таким особенным. Да еще дешевая одежда женщины: серая шерстяная блузка и простая белая юбка… Нет. Нет. Не она.

– Миссис Ричардс?

Мать девушки подняла глаза:

– Да?

– Можете войти. Ваш муж очнулся.

Мать и дочь вышли из комнаты. Проходя мимо двойника Грейс Брукштайн, обе украдкой рассматривали ее лицо. С близкого расстояния она выглядела еще более миниатюрной. И словно излучала анонимность, как другие люди, звезды и знаменитости, излучали харизму или сексуальное притяжение.

– Бедняжка! – сказала мать. Настоящая маленькая мышка. Интересно, к кому она пришла?

Когда посетительница с дочерью ушли, Грейс обрадовалась. Было еще только семь утра. Она надеялась, что комната для посетителей пуста. Ей становилось все труднее бывать на людях. Среди людей.

Скоро она навсегда покинет Америку. Найдет спокойное местечко, убежище, где никто ее не знает и никому не интересно ее прошлое. Монастырь, возможно, в Испании или Греции, если ее примут.

«Они меня примут. Принимают всех, не так ли? Предлагают убежище грешникам, преступникам и бедным. Я подхожу по всем трем пунктам».

Если верить новому адвокату, ей были обязаны выплатить компенсацию.

– Это может быть значительная сумма. Не такая, к которым вы привыкли, но, несомненно, семизначная.

Сумма Грейс не интересовала. Все, что выделит ей правительство, будет послано Карен Уиллис и Коре Баддс. Она обязана им свободой: долг, который никакими деньгами не оплатишь. Кроме того, Грейс хотела только одного: убраться отсюда подальше. Но не сейчас. Не сейчас, пока она не знает, выживет ли он. Пока не получит возможности объясниться.

Грейс коснулась шрама на руке, там, где вынули пулю. У нее было еще четыре подобных шрама: на правом боку, на ноге, бедре и плече. Доктора считали, что она выжила чудом. Повезло! Но Грейс только улыбалась. Неужели действительно везение?

Поразительно, как быстро исцеляется тело. Но дух не так крепок.

Без Ленни жизнь Грейс потеряла смысл.

История перестрелки в «Коконе», сенсационного убийства Джона Мерривейла и поимки Леонарда Брукштайна потрясла мир. Власти Мадагаскара сделали не слишком энергичную попытку помешать американцам увезти Ленни на родину, но личный звонок президента вместе с туманными обещаниями значительных вложений США в мадагаскарские инфраструктурные проекты быстро заставил их изменить мнение.

Гарри Бейну пришлось устроить брифинг для местной прессы.

– Мистер Брукштайн возвращается на родину по доброй воле в связи с необходимостью срочного медицинского лечения. Как только он поправится – если поправится, – его дальнейшую судьбу определит департамент юстиции.

Именно Бейн в тот день связался с местной полицией и послал подкрепление в «Кокон». Прослушав сообщения Митча, он немедленно позвонил шефу полиции Антананариву и объяснил суть происходящего.

– Было бы лучше, если бы вы с самого начала откровенно рассказали о причине вашего присутствия на Мадагаскаре, – сухо ответил шеф. – Мы могли бы помочь.

Бейну пришлось унижаться, чтобы уговорить его послать людей в поместье. Слава Богу, тот согласился! К тому времени, когда они добрались туда, Ленни Брукштайн успел получить пули в грудь, живот и пах. Прицелься Грейс чуть выше, перебила бы ему коронарную артерию и лишила бы Америку самого сенсационного и шокирующего процесса… если не считать ее собственного.

После срочной полостной операции Ленни не успел прийти в себя, как ФБР приказало вколоть ему львиную дозу снотворного и отправило домой на военном самолете. Все было кончено, прежде чем он начал распространяться о «нарушении прав человека», не говоря уже о «судебной ошибке».

В течение последующих двух недель было не ясно, повезет ли так же и Митчу Коннорсу. Его жизнь висела на волоске. Грейс боялась, что это ее случайная пуля застряла в позвоночнике Митча, но мадагаскарские копы полагали, что его едва не убил Джон Мерривейл. Появившиеся полицейские наперебой приказывали ему бросить оружие. Но Джон продолжал палить направо и налево, и в них, и в Грейс. Ничего не оставалось, кроме как пристрелить его.