– Спасибо вам большое, что дали мне, простой женщине, подняться на эту сцену! – тихо произнесла я, понимая, что никто до меня в такие пространные вступления не вдавался. – Моя песня посвящается всем женщинам, которые мечтают найти свое счастье… Я дам вам подсказку… Знаете, счастье – это не тот человек, который всегда далек.

Зал слушал меня очень внимательно, а я словно видела и слышала себя со стороны, откровенно недоумевая, как я могу говорить такие откровенные вещи со сцены посторонним людям.

– Это не идеал, который тебе показали, как красивую картинку, – горько усмехнулась я, глядя в сторону императорской ложи. Я на секунду замолчала, закрыла глаза, а потом тихо произнесла: – Счастье – это то, что мы поначалу не замечаем, то, к чему привыкаем. Счастье – это те, кто тебя понимает… Счастье – это те, кто рядом в трудную минуту…

Вздохнув несколько раз глубоко, я начала петь. Перед моими глазами проплыл тот момент, когда мы все вместе, а точнее я, с группой поддержки сочиняли этот шлягер.

– Выйду ночью в поле с понем! – пропела я, слушая, как подпевает хор. Шныра радостно заржал. По сравнению с другими участниками мой номер выглядел бедненько, но чистенько… Никаких спецэффектов, никаких танцев на раздевание… Зато есть глухая икота, которая больше напоминала всхлипы.

– По следам за принцем пойдем! Ык! Только мы с понем по полю идем… Свадьба будет, если принца найдем… Ык! – распелась я, почувствовав себя уверенней. И тут, набрав как следует воздуха в грудь, изображая крик женской души, я выдала:

– Сяду я верхом на поня! Отнеси ты к принцу меня! Ык! Если он муж-ык, больше не сбежит… Привяжу его, и больше не сбежит… – в этот куплет я вложила всю горечь одинокой женской доли.

В зале раздался крик, очевидно, такой же одинокой женщины: «Цепями!» и «Покрепче!» Мне вспомнилось, как мы меряли ошейник, когда репетировали в первый раз.

Я положила руку на грудь, словно у меня разрывается сердце.

– Я ему в глаза посмотрю! – почему-то я сделала странный жест, который обычно не употребляю и который в американских фильмах называется «я слежу за тобой, говнюк». – И тарелку супа налью! Ну-ка, ешь, милок, в супе есть белок! Без белка вообще какой от принца прок? Ык!

Почему-то я вспомнила, как мы с Андоримэлем ходили в эльфийский ресторан. Я рада была бы сходить туда еще раз, и даже за мой счет, даже если придется ловить по тарелке резинового колобка.

– Ночью в поле звезд – благодать! Ык! Принца что-то нам не видать! – я приложила руку козырьком и стала всматриваться в зал. Интересно, он переживает за меня?

– Схоронился он вон за тем кустом… – всплеснула я руками. – После супа он страдает животом!

Я сделала небольшую паузу, чтобы люди прочувствовали мою трагедию.

– Не дано мужчин мне понять! От любви зачем убегать? – почему-то мой взгляд пополз в сторону императорской ложи. – Я со всей душой, доброй и большой… Накормлю его котлетой и лапшой…

И тут я почувствовала неведомый доселе прилив сил. Странное чувство воодушевления заставило меня сделать решительный шаг вперед, хотя мы так не репетировали!

– Будем вместе жить-поживать. И детишек славных рожать! – орала я, чувствуя, что Ленин на броневичке по сравнению со мной сейчас просто отдыхает. – Поднимать страну! Сеять целину! Точно в срок платить налоги в казну!

Закончила я первым куплетом, повторив его рефреном, но, правда, прозвучал он настолько грустно, что в зале раздался плач. Я никогда не слышала, чтобы зал рыдал… Женщины, которые только что готовы были бросить мужей ради Спаси Хайло, обнимали своих супругов и плакали. Мужчины, которые готовы были тут же развестись ради очаровательных эльфиек, утешали своих жен. И всюду раздавались всхлипы и плач… Я постояла еще минуту и уже собралась уходить, как люди начали вставать со своих мест.

– Спасибо… – раздался тихий женский голос откуда-то слева. Кто-то трубно высморкался.

Зал разразился аплодисментами. Джио пытался их перекричать, но они не умолкали. Я стояла, чувствуя, что по моим щекам текут слезы. Теперь я точно похожа на Джокера. Главное – не улыбаться…

– Что ты хотела бы сказать всей империи? – спросил Джио, скрывая легкую улыбку облегчения. Все, отмучилась, Сима.

– Сначала мне хотелось сказать что-то патриотическое, что-то слащавое, что-то провокационное, весело пошутить… – все-таки улыбнулась я, несмотря на потекший макияж. – Но сейчас я скажу просто. Цените то, что у вас есть. Не гонитесь за тем, чего у вас нет и, возможно, никогда не будет. Цените себя, свою семью, своих друзей, свою страну, свою империю. Спасибо.

Я медленно стала спускаться со сцены, чувствуя, что мое лицо горит, а зрители провожают меня взглядами.

– Объявляется антракт! – заявил Джио. – Через несколько минут мы узнаем, кто из наших участников выходит в финал!

Ко мне стали подходить какие-то люди, жать мне руку, женщины почему-то обнимали меня и благодарили. Но я чувствовала себя какой-то опустошенной. Я дошла до своей гримерки, под дверью которой была сложена гора цветов. Создавалось впечатление, что это не дверь, а памятник. Я осторожно отодвинула их босой ногой и вошла.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный… К нему не зарастет народная тропа!» – продекламировала совесть. Главное, чтобы паломничество не началось. Интересно, а что люди делают в антракте, если туалет не работает? Ладно, лучше не буду об этом думать…

Какое-то странное оцепенение царило в моей душе. Я не хочу покидать этот мир, потому что здесь у меня появились настоящие друзья. Пусть немного, но они есть. Их трудно назвать людьми в прямом смысле слова, но они куда лучше, чем многие люди, которых я знала и знаю. Машка никогда бы не спасла мне жизнь. Она мне даже денег до зарплаты не давала, аргументируя, что все уже потратила. А на следующий день звонила и радостно рассказывала о том, как только что купила новую «шикарную, но пипец какую дорогую» сумочку, и это в тот момент, когда я потрошила карманы в поисках денег на проезд. Я была для нее жилеткой и «спасительницей», начиная от «Сима, а не могла бы ты посидеть с котом» или «Сима, помоги мне с компьютером». Но помогала ли она мне хоть раз? Я не помню… Честно, не помню… Глупо, да? То, что я всегда считала дружбой, называется совсем другим словом.

Я отхлебнула воды из графинчика. Вода была теплой и, как говорила моя главбух, «как моча беременного крокодила», поэтому, подержав во рту, я выплюнула ее прямо на пол.

«Фу! Как некультурно!» – голосом фрекен Бок заявила моя совесть. Согласна, не совсем культурно… И тут мой взгляд упал на мешочек с каменным сухарем огромных размеров. Если сначала я посчитала это чьей-то глупой шуткой, то теперь я точно знаю, кто прислал мне его. Это же надо было собрать всей деревней узелок, отправить кого-то в столицу и найти возможность передать его мне перед самым концертом!

Где-то прозвучали фанфары, и народ снова начал стекаться в зал, занимая свои места. Я смотрела в зеркало и ждала, когда на сцену поднимется Джио. Тот поднялся, держа в руке какую-то бумажку.