Стараюсь, мисс Кати, — ответил я. — Апостол Павел сказал, что каждый получит свою награду по своему труду, ибо мы соработники у Бога. Я в это верю.

Да ну тебя! — отмахнулась она. — Ты мне зубы-то Писанием не заговаривай. Хотя ты, конечно, прав, кто же спорит! И как это я все дни спутала? — твердила она свое. — Мне так хотелось, чтобы ты стул починил, а потом взял под вечер экипаж да съездил в Иерусалим за маленькой мисс Пег. У нее ведь каникулы начинаются. На перекладных едет из Лоренсвиля. Я-то надеялась, ты съездишь, подберешь ее. Другим неграм я ни за что лошадей не доверю.

Да, мэм, — сказал я. — Очень жаль.

Но я скоро опять тебя добуду, можешь не сомневаться. — Она выдавила из себя одну из своих отчужденных, мертвенных улыбок. — Полагаю, тебя здесь кормят гораздо лучше, чем у мистера Мура, не правда ли?

Да, мэм, — нисколько не кривя душой, согласился я.

Да и — чем у майора Ридли, могу поклясться!

Да, мэм, — снова подтвердил я. — Это правда.

Ах, какая жалость, что я так запуталась в датах. — Ты уверен, что сегодня восемнадцатое?

Да, мэм — у вас же календарь висит в библиотечной.

Кроме тебя, я никому бы не доверила везти мисс Маргарет или мисс Харриет, или мисс Гвен, или кого-либо из внучат. Дрожь берет, как представлю себе экипаж, где сидят мои милые детки — как он несется по колдобинам да буеракам, когда на козлах какой-нибудь Эндрю или Джек. — Сделав паузу, она пристально на меня посмотрела; я отвел глаза. Потом продолжила: — А мистер Том Мур — он ведь из чистого упрямства отказывается продать тебя мне! Ты согласен со мной?

Тут пришлось над ответом задуматься.

Наверное, мисс Кати, — сказал я, — маса Том все же так больше заработает, в аренду меня сдавая. Ну, то есть в конечном счете.

Что ж, думаю, в конечном счете ему придется смириться с неизбежностью и продать тебя человеку с деньгами и положением — если не мне, то кому-то еще. Не дело столь одаренному черномазому жить в такой берлоге, при всем моем уважении к твоему хозяину. Тебе сколько сейчас? Лет двадцать пять?

Двадцать восемь, мисс Кати, — ответил я.

Ну, в таком случае ты должен очень благодарить судьбу. Представь, сколько молодых негров лишены твоих способностей и ничего не умеют, кроме как орудовать мотыгой или метлой, да и то кое-как. Полагаю, ты далеко пойдешь. Ну хоть в том плане, что ты, например, понимаешь все, что я тебе говорю. Даже если тебя не продадут кому-нибудь вроде меня, тебя будут сдавать внаем людям моего уровня — тем, кто может оценить тебя по достоинству, хорошо кормить, тепло одевать и о тебе заботиться. Нет никаких причин опасаться, что тебя продадут на юг — даже сейчас, когда в Алабаме и Миссисипи на черных такой спрос, а здесь лишние рты совершенно ненадобны...

Она все болтала, а я смотрел, как ее негры Эндрю и Том бредут через поле, как они, взявшись с двух сторон, тащат козлы, тяжело нагруженные громоздкими дубовыми брусьями, сложенными штабелем, который покосился, и груз вот-вот свалится наземь. Оп-па. Один за другим брусья с глухим стуком попадали. Косорукие бедняги мало-помалу вновь возвели штабель на козлах, взялись и понесли; опять они, ссутулившись, спотыкаясь, плетутся через поле — два неказистых силуэта на фоне фриза из полоски леса под зимним небом, идут, будто куда-то за край земли, черные и безликие, как древние символы абсурдности и тщеты. Коротко вздрогнув от холода, я подумал: зачем вообще люди живут? Зачем люди бьются всю жизнь, держась за воздух, размахивая руками в пустоте? На миг меня даже боль пронзила.

Верхом на жирном, неповоротливом буланом мерине на скотный двор въехал Ричард Уайтхед и, помахав рукой, манерно, поставленным пасторским дискантом протянул:

Ма-маа! Доброго утречка!

Приве-ет, приве-ет, мальчик! — отозвалась она. На какое-то время задержавшись на сыне взглядом, она перевела его на меня и говорит: — А ты знаешь, я ведь за тебя мистеру Тому Муру тысячу долларов предлагала! Тысячу долларов.

Как ни странно, эта женщина говорила со мной по-своему уважительно, даже с намеком на нежность. Таким елейным голосом, что ее вкрадчивую благосклонность в иных обстоятельствах можно было бы принять за выражение материнского чувства. Чуть не подлизывалась к черно-жопому. В глубине души я не желал ей зла. Однако ни разу не вышла она за пределы гроссбуха, не заговорила ни о чем, кроме смет, товарных квитанций, накладных, балансовых отчетов, расходов, приходов и денег как таковых, — как будто существо, к которому она адресовалась и вокруг кого сплела такой кокон намерений, было не созданием Божьим с губами, ногтями, бровями и гландами, а какой-то волшебной тяговлачительной машиной. Молча вглядывался я в ее любезное удлиненное лицо, белое, как сало. Вдруг вспомнил о документе, спрятанном под рубахой, и вновь накатила ненависть. Внезапным холодом обдала мысль: Надо же, эта белая плоте скоро будет мертва.

Надеюсь, ты понимаешь, какие большие деньги тысяча долларов, — продолжала бубнить она. — Таких денег не платят, если не считают, что берут вещь стоящую, вещь драгоценную. Ты ведь понимаешь это, Нат, не правда ли?

Да, мэм, — отозвался я.

Нет, — проговорила она после паузы, — я знаю точно, для черномазого ты далеко пойдешь.

§ 1. Одна из первых целей — миссис К.Уайтхед. Дар Божий. Захват ее дома обозначит конец первой фазы кампании. Оружейная комната рядом с библиотекой. Память о покойном муже: 15 мушкетов, фузей и охотничьих ружей, 6 кремневых пистолетов; кроме того: 4 шпаги, 2 палаша, 4 малых кинжала, много пороха и свинца. Взяв дом и уничтожив обитателей, с захваченным оружием мы сможем противостоять неприятелю.

Если начать дело в полночь в Кроскизах (у Мура? у Тревиса?), то до миссис У. можно добраться на следующий день к полудню. В усадьбах по дороге насчет оружия и пр. поживиться почти нечем, но их надо захватить, а обитателей уничтожить. А то забьют тревогу. Полученное вооружение позволит к полудню 2-го дня двинуться маршем в сев.-вост. направлении на Иерусалим. А также, конечно, 8 Моргановских скакунов у миссис У. в конюшне плюс 2 лошади тягловых. Буде позволит время, волов и остальную домашнюю скотину уничтожить.

Убив обитателей, жечь дома или нет? По трезвом размышлении, ответ — НЕТ. Хорошо бы, конечно, но огонь и дым нарушат скрытность. А убивать надо всех. Всех неопустительно.

§ 2. После миссис У. следующая главная цель — Иерусалим. Арсенал. Старый негр Тим, который там на подхвате, сказал, что 2 мес. назад получили больше 100 мушкетов и фузей, 800 фунтов пороха, неизвестно сколько картечи в холщовых мешках, но кол-во значительное. Также 4 малокалиберные пушки, способные стрелять прямо с телеги. Могут понадобиться позже для обороны — отстреливаться картечью.

Вместе с оружием хранится много пил, топоров и др. шанцевого инструмента. Позже пригодится. Дальше конюшня ополчения — 10 лошадей, в т.ч. 6 гнедых берберских скакунов; для авангардного разъезда лучше не придумаешь: послать в разведку на вост. от Иерусалима. Войти в арсенал нетрудно — двери на замках, а косяки слабые. Часового убить, двери с косяков срывать ломом. Город обречь огню. Так обращу я лице свое и обнаженную правую руку свою на осаду Иерусалима, и буду пророчествовать против него.