Потом мы поговорили с Дарьей за ужином у родителей Дина, но она так и не смогла убедить изначально настроенных против меня женщин, даже слушать не захотевших, что я настоящая целительница, а не пустозвон.

Хвеся заступалась за меня, но и ее постигла участь изгоя.

В женскую компанию нас не принимали. Но скучать и переживать нам было некогда. Мы вместе проводили время в ожидании моей свадьбы, занимаясь своими домами. Зато теперь не стыдно гостей пригласить в уютный дом с черепичной крышей за белым штакетником. Вечерами мы с Хвесей шили, вышивали и учились плести местные коврики под руководством Лизаветы и Дарьи. Они с удовольствием учили нас всему, что знали сами. Частенько у нас засиживался Мирон, с которым у Дина дела. А мы с лисичкой исподтишка любовались нашими суровыми мужчинами.

Зато меня признали еловские детишки. Как-то раз, когда я ходила по полю, собирая траву для настоек, помогла мальчишке, поранившему ногу. Мы вместе вернулись домой, потом слово за слово разыгрались. Спустя день мальчишка прибежал с другом, и теперь к нам во двор бегает едва не половина местных детей. Мы с Хвесей развлекаем их играми, которые знаем с детства. Повитухой я приняла половину детей из Волчьего клыка, так что мне не привыкать дружить с малышней и занимать их.

Вот и сегодня на свадьбе моему счастью искренне радовались именно дети. Мы с Хвесей водили с ними веселый хоровод и дружно пели смешную, задорную песенку под музыку, а они громко подпевали. И вновь удивительное дело: из соседних сел нас все поддерживали, Дина хвалили за жену, а свои качали головами. Даже слышала шепоток: «Непутевая, как дите неразумное, один ветер в голове…» — и прочие неприятные и обидные слова. За что? Непонятно!

Свадьбу отгуляли к ночи, а после сидели с мужем и разбирали подарки. Я повертела пару только что не битых молью шерстяных носков:

— Им небось лет десять, не меньше.

Дин усмехнулся понятливо, почесал за ухом с досадой и пообещал:

— Ничего, разберутся со временем, и все наладится.

— В чем разберутся? — Я отложила, видимо, не нужные неведомым хозяевам носки в сторону и, подняв многочисленные юбки, села к мужу на колени, приникнув к его груди.

Мое сказочно красивое платье раскинулось пышной пеной на ногах Дина. Он запустил пальцы мне в волосы, погладил и тихо ответил:

— Что они дальше своего носа не видят. Потерпи немного, я позабочусь об этом.

А дальше был, наверное, самый нежный наш поцелуй — теплый, мягкий, забирающий все тревоги и обещающий любовь и защиту.

Услышав мужские голоса, я выглянула во двор, а там Дин широким жестом приглашает неожиданных гостей в сад, за стол под пологом вьющейся розы. Вечереет, но еще светло, стрекочут насекомые, птицы поют, пахнет цветами, свежеиспеченными лепешками. Самой в доме сидеть не хочется, что уж говорить про мужчин.

Быстро собрала разную снедь на широкий поднос, поправила платье и, закинув косы за спину, пошла накрывать на стол.

— Добрый вечер, дорогие гости! — поздоровалась я с улыбкой, с облегчением отметив искренние ответные. Хорошо!

— Добрый, ама Савери, благодарствуем за гостеприимство.

Собрались пятеро помощников Дина, насколько я успела узнать, они отвечают за охрану границ и соблюдение внутренних законов клана. У нас одним из таких Маран был, хоть и суровый, но справедливый и честный.

Дин сидел в расстегнутой рубахе — вся мощь нараспашку. Только взглядом коснусь — кровь закипает. Оказалось, мужа я не только сильно люблю, но и желаю как никого на свете. Стоит ему лишь остановить на мне свой внимательный горячий взгляд — таю и готова идти за ним хоть на край земли.

Я расставила миски с едой и хотела пойти за другим блюдом, но Дин поймал мою руку, поцеловал каждый пальчик и отпустил с нежной улыбкой. А у меня от ласки сердце дрогнуло: как же я одна, без него буду? Ведь Дину на днях отправляться на совет кланов. От каждого рода отправят наследников, которым доверено решать самые насущные и важные вопросы. А мы всего-то неделю наслаждались семейным счастьем.

Тряхнув головой, отгоняя тоску-печаль, я поспешила на кухню. Скоро стол ломился от разных вкусностей, которые мужчины неторопливо запивали холодным квасом, сбитнем и взваром. Доставая из дворовой печи лепешку, я услышала тихий разговор, который шел обо мне.

— Ох и хорошая тебе хозяйка дома досталась, — похвалил Тимон, черная пума, давно женатый оборотень. — Добрая и приветливая, твой двор словно солнышко освещает.

— Да уж, твоя холостяцкая нора преобразилась до неузнаваемости. Красиво и по-настоящему уютно стало, даже уходить неохота, — согласился пожилой Темрюк, почесав рыжее лисье ухо.

— Мимо вас проходишь, бывает, а пахнет — слюной захлебнуться можно. Боюсь, твоя хозяюшка скоро так раскормит твоего тигра, что ты уже вряд ли сможешь на охоту за душниками ходить, — добавил третий гость.

— А какая красавица и скромница, — выдохнул четвертый.

— Самое главное, смотрит на тебя, будто к ней сам батюшка-Солнышко снизошел. Эх, мне б такую, я бы самым счастливым стал, — по-доброму завистливо протянул самый молодой среди гостей, леопард Гонька.

Имя у него смешное, а сам серый, поджарый и жутковатый. Но Дин ему доверяет, ценит, а он в своем деле всяко лучше меня разбирается.

— Моя Савери одна такая, других нет. Ищи себе свою, — в голосе мужа зазвенел лед, он все равно ревновал, когда другие холостые мужчины начинали подобное говорить.

— Ты прав, больше нет, но, может, повезет с другими, — понятливо усмехнулся Гонька.

— Мне нужна ваша помощь, — тихо попросил Дин.

— Дак поможем, чем сможем, делись бедой, — предложил Темрюк.

— Да девки и бабы из Елового носы от Савери моей воротят. Она переживает. Знахарка она сильная, ей дар свой отдавать хочется, а они фыркают да гонят ее…

— Дин, ты сам понимаешь почему, — виновато проворчал Тимон. — Эльса ваша сколько кровушки попила в юности, сколько бед от нее натерпелись. А тут она вернулась и всем объявила, что Савери ее лучшая подруга.

— Да, теперь и ее все боятся. Не хотят новую беду на голову кликать, вот и остерегаются.

— Мирон тоже давеча рычал на наших баб, что его Хвесю сторонкой обходят, и его лисе досталось через Эльсу…

— Глупость полная, ну вы же понимаете, — рыкнул Дин.

— Да мы-то понимаем, глаза же не на затылке, видим хорошо. Но как с упертыми бабами сладить? Не хворостиной же вбивать им расположение к Савери?

— И Матео уже с Лизаветой мозги им промывали, да все без толку, не верят они. Обида и страхи старые глаза застят.

— И желают отыграться за прошлое, только уже на невиновной, доброй аме, а не на Эльсе бедовой. С той как с гуся вода, а твоя, вишь, страдает.

Дин молчал, я слышала, как он шумно дышит, сдерживая злость, но дальше я поразилась: