чтобы его бронепароходы хотя бы переправили оставшихся через реку — оттуда крестьянский просёлок уползал к Мелекессу и к железной дороге в Заволжье. На Лаишевском рейде раньше скапливались камские караваны с товарами для Нижегородской ярмарки, и в затоне речники отыскали дюжину брошенных барж; бронепароходы — бывшие буксиры — впрягались в привычное ярмо. По Казанскому тракту на Лаишев напирали большевики, и с рейда, поддерживая последних защитников города, по врагу била плавучая батарея «Чехословак».

Меньше всего Горецкий хотел выделяться — ему не нужно внимание, потому наравне с бронепароходами флотилии он повёл свой «Кологрив» на погрузку и пришвартовался к пристани «Самолёта». Матросы у сходней еле справлялись с напором толпы. Роман смотрел, как беженцы торопливо заполняют палубу и рассаживаются на крышке трюмного люка. Никто из них и не подозревал, что под крышкой — ящики с ценностями Госбанка. Миллионы, которые останутся миллионами в любой стране и при любой власти. Матросы «Кологрива» тоже об этом не знали: они думали, что в ящиках лежат винтовки. И даже адмирал Старк не знал. Знали только двое — сам Горецкий и Борис Фортунатов. Но Фортунатов исчез в смуте казанского разгрома. Вынырнет ли он живым, сумеет ли найти ящики на просторах взбаламученной страны?.. Вряд ли. Так что золотом владеет только он — капитан Горецкий.

Роман надеялся довезти ящики до Уфы на «Кологриве», а там каким-то образом пристроить их на товарный поезд. Конечная цель — Владивостокский порт и пароход в Америку. Или в Японию. Предприятие, конечно, немыслимое для одного человека — но в принципе возможное. Почему бы не попытаться?

Из толпы беженцев на корме «Кологрива» к трапу на мостик протолкался молодой человек в запылённой офицерской форме.

— Мне надо к капитану! — потребовал он у матроса-караульного. — Срочно!

Роман удивился — это был Костя Строльман.

— Опять вы? — удивился и Костя. — Что ж, помогите, господин Горецкий, доставьте меня к адмиралу. У меня сообщение от подполковника Каппеля!

— Как пожелаете, Костя. Адмирал на пароходе «Заря».

Роман взял рупор, вышел на мостик и скомандовал матросам у сходни:

— Мальцев, Ощепкин, закрывайте фальшборт!

На дебаркадере ругались и взывали к богу, но «Кологрив», взбурлив винтом воду под кормой, отвалил от причала. Роман переложил штурвал, намереваясь по кругу подойти к «Заре», ожидающей на рейде.

— Владимир Оскарович с арьергардом занял позицию на окраине города, — сообщил Роману Костя. — Он будет оборонять свой рубеж, пока все беженцы не поднимутся на суда, но ему нужен сигнал от адмирала — тройной гудок.

— Понятно, — кивнул Роман. — Каппель — весьма достойный офицер.

— Абсолютно с вами согласен! — пылко подтвердил Костя. — А вы, я вижу, служите во флотилии?

— Нет. Я просто попутчик.

— Это неправильно, господин Горецкий! — обидчиво сказал Костя. — В наше время все должны твёрдо занимать свою сторону!

— А я занимаю твёрдо, — улыбнулся Роман.

— Но вы, судя по всему, готовы примириться с красными!

Навстречу «Кологриву» от дальнего берега шёл «Милютин» с пустой баржей. Его трубу, сбитую снарядом большевиков, подпирали две жердины. Поодаль грохотала дальнобойными орудиями плавбатарея «Чехословак», гулкое эхо выстрелов раскатывалось по плоскости реки.

— Идеи коммунистов для меня совершенно неприемлемы, — спокойно пояснил Роман. — Однако и в Белое движение, увы, я не верю.

— Почему?! — искренне изумился Костя.

Роман подумал.

— Потому что я принимаю только такой порядок, при котором благо ближнего обеспечивается деятельностью во имя собственного преуспевания.

Наивный Костя залился краской, словно от стыда. Отступая от Казани с отрядами Каппеля, он несколько раз попал под обстрел, а потому считал, что вложил в борьбу немало сил и теперь вправе осуждать тех, кто не принимает участия в гражданской войне.

— В Белом движении патриоты и герои! А вы — жалкий эгоцентрик!

— Ну отчего же сразу жалкий? — опять улыбнулся Роман.

Да, Каппель, Федосьев или даже Старк были героями, о чём тут спорить? Героев Роман уважал. Но общая природа у него была с людьми вроде… вроде Мамедова. С теми, кто достигает своей цели вопреки всему — и героям тоже.

Мысли Романа перескочили на Мамедова. А ведь этот опасный азиат смог сделать то, что намеревался сделать он, Горецкий: в одиночку доставил свой груз до адресата. Мамедов договорился с учредиловцами, договорился с большевиками, обыграл вооружённого конкурента — Иннокентия Стахеева, и, похоже, убил соперника — того англичанина… Гартунга? Гатлинга? Голдинга!

Роман вспомнил летний рейд к нобелевскому промыслу и разговоры с Мамедовым. Нефть на Арлане. Теория геолога Губкина. Борьба «Бранобеля» и «Шелля»… Ч-чёрт!.. Ящики с ценностями Госбанка можно спрятать среди ящиков с буровым оборудованием инженера Глушкова — за ним ведь и вёл охоту агент Голдинг!.. И тогда не надо самому искать способ вызволить из России неподъёмное золото — его вывезет «Шелль», и вывезет под надёжной охраной! Куда? Может, в Индокитай, а может, и в Англию. Не важно. Там, в цивилизованном мире, он, Горецкий, сумеет отделить свою часть груза.

Роман даже вспотел от распахнувшейся перспективы. Он забыл и о Косте Строльмане, и о беженцах, и о Каппеле.

— Мне надо к адмиралу Старку! — сбоку ревниво сказал Костя.

Роман спохватился. «Кологрив» едва не прошёл мимо «Зари».

Роман взялся за рукоять тифона и подал гудок, предупреждая «Зарю» о швартовке.

Маленький «Кологрив», сбросив ход, по инерции сблизился с высоким лайнером. Штаб флотилии располагался на верхней палубе во втором классе, а роскошные каюты первого класса занимали беженцы с достатком. С прогулочной галереи они наблюдали за манёвром «Кологрива». Катер ткнулся бортом в кранцы лайнера, матросы перекинули тяжёлые петли канатов. Роман перевёл машинный телеграф в положение «стоп» и посмотрел на «Зарю».

Среди пассажиров за ограждением со спасательными кругами он увидел пожилого господина в котелке. Роман узнал его — и даже не поверил в такую удачу. На галерее стоял господин Поляк — один из пяти директоров общества «Мазут» и член правления общества «По Волге». Савелий Григорьевич Поляк имел прямой доступ к высшему руководству компании «Шелль».

05

До сумерек не успели опробовать узкий путь вдоль затопленных барж, и флотилия бросила якоря прямо на фарватере за две версты до опасного места.

«Межень», императорский пароход, была оборудована динамо-машиной, и в салоне горели электрические лампы. Ночной осенний дождик мягко стучал в стёкла, тьма за окнами плыла и шевелилась. Мичман Владимир Варваци, начальник штаба флотилии, сидя на оттоманке, читал старую газету, а капитан Николай Струйский, помощник командира по оперативной части, за столом листал какой-то справочник. Екатерина Александровна совсем по-домашнему штопала чулок. Ляля, хмурясь, заполняла журнал боевых действий — она же была флаг-секретарём флотилии. Ляля