Еще более точные подробности обучения в монастырях можно найти в Житии святого патриарха Никифора, которое написал его ученик Игнатий. В монастыре, который Никифор построил на берегу Босфора, этот святой делил свое время между чтением Священного Писания и изучением литературы. «Поскольку я говорю о литературе, – пишет биограф, – полезно напомнить, как велики были пылкое усердие и превосходство Никифора. С размышлениями над Священным Писанием он соединял изучение мирских наук, чтобы легче убеждать тех, кому преподавал, а затем – чтобы быть более способным разоблачать заблуждения. Вскоре он стал умелым в грамматике, которая учит правильно писать прозой и стихами; он изучил риторику, и его красноречие было ласковым и приятным. Затем он изучил четыре математические науки – астрономию, геометрию, музыку, арифметику, и в каждой из них блистал среди первых. После того, как он какое-то время уделял все свое внимание этим четырем служанкам истинной науки, он наконец изучил их царицу – философию.

Один из преемников Никифора на епископской кафедре Византии, святой Мефодий, вел, как и он, монашескую жизнь в монастыре Хенолаккос и там обратил на себя внимание как знаток грамматики, истории и каллиграфии.

Примерно в это же время монах Константин-Кирилл, будущий апостол славян, посланный в Константинополь завершить свое обучение, изучил там грамматику, затем Гомера и геометрию, диалектику и богословие, риторику, астрономию, музыку и все греческие искусства. Позже, когда он уже был монахом, в его уединенное жилище в монастыре на берегу Мраморного моря к нему пришли посетители, чтобы позвать его преподавать философию в столице. В памяти людей за ним закрепилось прозвище Философ.

Что касается Фотия, то даже его враги признавали его большим знатоком всех наук. По словам господина Рамбо, Фотию «были хорошо знакомы не только философия во всех ее разделах и подразделах, грамматика и литература во всех их мелких подробностях и тонкостях, семь наук тривиума (тривиум – грамматика, логика и риторика. – Пер.) и квадривиума; он был еще и великим юрисконсультом, о чем свидетельствуют «Синагога» и «Номоканон» (теперь считают, что «Номоканон» написал не Фотий. – Пер.). Как врача его сравнивали с Гиппократом и Галеном, и Захарий, епископ Халкидонский, с полным доверием пил горькое питье, изобретенное и приготовленное Фотием. Даже с оккультные науки не были для него чужими, как и для знаменитого Герберта (вероятно, автор вспоминает о Герберте Аврилакском, французском ученом, отличившемся во многих науках, и церковном деятеле, который жил во второй половине X – начале XI века и в конце своей жизни был папой римским под именем Сильвестр Второй. – Пер.). Как и он, став папой («папой» Востока), Фотий обнаружил, что некоторые люди считают, будто он общается с Сатаной.

Известно, что Фотий какое-то время, недолго, был склонен стать монахом. Но меньше известно о том, кто был его учителями. Сам он часто говорил с высокомерным самодовольством о своих многочисленных учениках, но никогда – о своих преподавателях, однако исследователи считают, что в их числе был знаменитый монах Мефодий, тот самый, который позже стал патриархом Константинопольским. В любом случае другой учитель Фотия, Лев Философ, учившийся в Византии и преподававший в монастыре Сорока Мучеников, своей интеллектуальной подготовкой во многом был обязан монастырским библиотекам. Он бывал в монастырях столицы и островов, чтобы читать книги, которых там было много, и именно благодаря этому труду достиг такого высокого уровня знаний.

Из всего этого легко сделать вывод, что до конца IX века центрами интеллектуальной жизни Константинополя оставались монастыри. «Сообщество артистов и литераторов империи снова смешалось с сообществом священнослужителей и монахов. Самой знаменитой академией в Константинополе была Академия тринадцати монахов. Монастыри, например Студийский монастырь, были садами, в которых возделывались все науки – грамматика, философия, богословие, и питомниками, где вырастали выдающиеся ученые». Все, кто имел хороший ум, тогда были священниками или монахами, слова «монахи» и «философы» снова стали синонимами.

И даже когда университет из-за небрежного отношения к нему императоров постепенно был покинут преподавателями и учащимися, интеллектуальный труд продолжался в домах частных лиц или, и главным образом, в религиозных учреждениях, где продолжали переписывать рукописи, составлять летописи, писать научные сочинения.

Время иконоборчества не только не стало остановкой в развитии литературы, а кажется, наоборот, породило еще больше писателей и литературных произведений. Похоже, что именно тогда появилась целая плеяда выдающихся писателей – и возможно, их было больше, чем в любой из предыдущих периодов. Это были Иоанн Дамаскин, святой Стефан Новый, Никифор, Мефодий, Феодор из монастыря Святого Саввы и Феофан, Георгий Синкелл, Феодор Студит, монахи Кирилл и Мефодий, монах Георгий, Игнатий, Феогност и множество других; борьба против ереси еще раз смогла разбудить гений византийского народа.

Примерно в середине VI века (549–550) римский дьякон Рустик, находясь в Константинополе со своим дядей, папой римским Вигилием, пожелал использовать случай, позволивший ему оказаться в столице империи, и тщательно изучить документы Халкидонского собора. Он сравнил латинские варианты этих текстов со многими греческими рукописями, в том числе экземпляр сборника этих документов, хранившийся в монастыре Неусыпающих. Рустик очень старательно отметил все различия между многочисленными копиями одного и того же текста и уделил особое внимание тем расхождениям, которые обнаружил в рукописи Неусыпающих – единственной, которая была полной, и единственной, которая постоянно была у него перед глазами.

Римский дьякон не дал в своей рецензии никаких указаний на то, где находился этот монастырь. Если это был знаменитый монастырь Неусыпающих, основанный у ворот Византия святым Маркеллом, а не безвестная обитель, подчиненная халкидонской епархии, то этот случай – самое раннее упоминание о библиотечной книге, принадлежавшей одному из религиозных учреждений Константинополя. Рукопись Рустика была создана в дни Вселенского собора 451 года, и значит, библиотека, из которой дьякон ее взял, – единственная, следы которой можно обнаружить в прошлом до середины V века. В царствование Юстиниана в этом монастыре Неусыпающих, несомненно, было большое количество книг, и один живший тогда писатель утверждал, что переписал там и перевел тринадцать писем святого Исидора Пелусийского; в том монастыре хранились две тысячи писем этого святого монаха, они были заботливо пронумерованы и объединены в четыре очень старых рукописных сборника, каждый из которых содержал пятьсот писем. Именно эти рукописи впоследствии были напечатаны.

Нет никаких сомнений, что каждый византийский монастырь обладал библиотекой, в которой благочестиво и заботливо хранились книги, необходимые для церковного богослужения и нужные монахам для ученых занятий. Святой Феодор Студит писал о специальном месте для книг, которое было в его монастыре, и о библиотекаре, которому было поручено их охранять. Этот библиотекарь надзирал за всеми рукописями, так что никто не мог коснуться ни одной из них без его разрешения. Только он имел право брать их с места и возвращать обратно, переносить их с одного места на другое, убирать с них пыль и вообще поддерживать их чистоту.