– Вы мертвы, мадемуазель Яринич, мертвы и похоронены. Вот ваша могила, фото церемонии. Советский Союз, вернее, министерство иностранных дел, получил соответствующее извещение… – фотографии выскальзывали из пальцев Лады:

– Когда я могу вернуться домой, мадам… – она подняла залитое слезами лицо. Женщина обернулась на пороге палаты: «Никогда».

В Тегеле, на базе французских военно-воздушных сил, Armee de l’Air, готовили отменный кофе. Ожидая прибытия рейса из Парижа, Марта, не желая отвлекать летчиков, сначала хотела спуститься в кафе главного здания аэропорта, больше напоминавшего сарай.

Полковник Арно фыркнул:

– Там всем заправляют немцы, мадам. Боши понятия не имеют о хорошем кофе. Позвольте, мадам, я за вами поухаживаю… – начальник базы лично сварил ей эспрессо в итальянской машинке, и взбил молоко в пену:

– Пирожных от Фошона здесь не дождаться, – подмигнул ей Арно, – однако берите круассаны. У нас неплохие кондитеры. Один паренек до армии, работал под началом месье Жироля в Aux Charpentiers. Может быть, мой друг Маляр привезет нам трюфелей от Фошона. В России мы с ребятами по ним скучали… – Арно летал в эскадрилье «Нормандия-Неман». Полковник неплохо знал русский язык:

– Он и с покойным Вороном служил в начале войны… – Марта жевала воздушный круассан, – а кофе здесь действительно отличный…

До посадки Sud Aviation Caravelle, прилетающей из Парижа, оставалось четверть часа. Самолеты выстроились в очередь на взлет на новой, бетонной полосе Тегеля:

– Мы пользуемся популярностью, – гордо сказал Арно, – в Темпельхофе нет места для разгона. Тамошний аэропорт строили до расцвета реактивной авиации. Подумать только, мадам, еще десять лет назад никто не мог поверить, что реактивными двигателями оснастят обычные пассажирские самолеты… – Марта кивнула:

– Я помню, как вы расширяли Тегель при блокаде Западного Берлина. Но теперь… – она прикинула, – полоса стала еще длиннее… – Арно указал на карту базы:

– Три километра. Сегодняшний парижский рейс экспериментальный, с одним пассажиром, то есть Маляром…

Визит заместителя министра культуры Франции считался приватным, в документах о нем не упоминали. Начальник Марты, глава Секретной Службы, сэр Ричард Уайт позвонил парижскому коллеге, генералу Гроссену, в Службу Внешней Документации:

– Во дворце довольны операцией, М, – заметил ей по телефону сэр Дик, – ее величество пригласит вас с мужем в Балморал, когда вы вернетесь… – Марта вздохнула:

– Операция еще не закончена. Актриса… – так они называли Ладу, – молчит, а нам надо, чтобы она разговорилась… – обсуждая новости с Волком, Марта пожала плечами:

– Насчет Котова, то есть Эйтингона, она не врет. Она действительно понятия не имела о его настоящих занятиях. Подсадная утка не рассказала бы о их связи… – курить Волку пока не разрешали, но позволили спуститься в маленький госпитальный сад. Оглянувшись на служебную дверь отделения, он вынул из пальцев жены сигарету:

– Не рассказала бы, – отозвался Максим, – но ты понимаешь, что нельзя отпускать ее в СССР… – прищурившись от солнца, Марта плотнее замотала вокруг его шеи шарф:

– Бабье лето бабьим летом, а воспалением легких рисковать не следует, будущий королевский адвокат, – ласково сказала она, – мальчишки тебя ждут дома. То есть мальчишки и девчонка… – Полина не отходила от Марты:

– Миссис Мак-Дугал слишком суровая, – подумала Марта сейчас, – с хозяйством в Мейденхеде она отлично справляется… – экономка переехала в загородную усадьбу, – но Полине нужна ласка. Она не мальчишка, не подросток… – наследный герцог ничего не говорил. Замечая тоску в прозрачных глаза мальчика, Марта понимала, что Маленький Джон тоже ждет возвращения отца:

– Он считает, что надо скрывать чувства, как Джон это делал, то есть делает… – упрямо повторила Марта, – я верю, что он жив…

Она пекла с Полиной печенье, ездила на концерты в Квинс-колледж, возила юную леди Холланд с подружками, Лаурой ди Амальфи и Луизой Бромли, в кино и на дневные представления театров:

– Она совсем не похожа на Циону, – поняла Марта, – как и Фрида в Израиле. Фрида характером больше напоминает Эстер, а Полина настоящая Тони, только маленькая… – девочка собиралась стать журналистом. Полина учила испанский язык:

– Она бойко по-русски трещит, как и Маленький Джон, – вспомнила Марта, – а Густи вообще звучит так, словно она родилась в России, то есть в Прибалтике… – переехав на этаж Х, под крыло Марты, племянница рвалась в Советский Союз, однако девушку пока посадили на аналитику открытых источников:

– Если она литовка, пусть сначала выучит язык, – заметила Марта начальнику, – хотя мы можем сделать ее военной сиротой, выросшей в русском детском доме… – решение о дальнейшем задании Густи они пока отложили:

– Насчет смерти Меира, – вздохнула Марта, – мама позвонит Деборе, а я скоро прилечу в Америку по работе, поддержу ее… – Марта не сомневалась, что Даллес захочет лично услышать подробности гибели полковника Горовица. Стоя у окна кабинета, она прищурилась:

– Кажется, Каравелла. Хорошо, что под руку подвернулся пробный рейс Air France… – регулярное сообщение между Орли и Тегелем открывали в следующем году, – не пришлось тратить деньги налогоплательщиков… – Марта была щепетильна и предпочитала пользоваться коммерческой авиацией:

– Когда я летаю частным образом, – усмехнулась она, – то есть в отпуск, где я не была со времен гибели Констанцы и Степана. Мы с Кларой тогда повезли детей в Саутенд на неделю… – в госпитальном саду, нырнув под накинутое на пижаму пальто Волка, она согласилась:

– Мадемуазель Ладе хода на восток больше нет. Она видела меня и тебя, она может нас описать. Даже если Эйтингон ее сюда и не посылал, если это инициатива Ционы, то он не преминет ухватиться за такую возможность… – услышав предложение жены пригласить в Берлин Мишеля, Волк задумался:

– Может быть, это и сработает, – заметил он, – однако ты уверена, что у них ничего… – он повел рукой. Марта пожала плечами:

– Он, хоть и коммунист, но верующий католик, порядочный человек. Лаура инвалид, у них растет сын. Мишель никогда не бросит семью, но нам надо разговорить мадемуазель Ладу, объяснить, кто такой на самом деле товарищ Котов… – Мишель вез в Берлин заверенные показания Гольдберга о событиях в Требнице, и аффидавиты покойных Констанцы и Степана об их жизни в СССР:

– Мне она не поверит, а бумагам и Мишелю может… – шасси коснулось полосы, Каравелла выбросила парашют за хвостом, – по крайней мере я на это надеюсь…

Марта отставила чашку:

– Большое спасибо за кофе, полковник. Я встречу Маляра у трапа, по соображениям безопасности… – пожав Арно руку, она спустилась по витой лесенке к ожидавшей ее армейской машине.

Госпиталь предоставил Марте небольшую палату, превращенную ей в подобие кабинета. Внутренняя дверь отделяла комнату от супружеской спальни, как весело думала женщина:

– Волк соскучился, – на губах цвета спелой черешни, заиграла легкая улыбка, – он почти год меня не видел. Хватит… – Марта стряхнула пепел, – больше я его никуда не отпущу. Пусть готовит документы, выступает на процессах. В Южную Америку он не отправится, он не знает испанского языка… – Марте казалось, что деверя и остальных беглых бонз СС надо искать именно там. После консультаций с мистером Визенталем и его центром по розыску бывших нацистов, она укрепилась в своей уверенности:

– Барбье никуда оттуда не уезжал… – Марта избегала думать о зимней ночи в Буэнос-Айресе, – а сейчас к нему присоединился Эйхман… – центр мистера Визенталя несколько раз извещали, что Эйхмана, или похожего на него человека видели в аргентинской столице:

– Моссад предупрежден, они все знают… – белокурая, с легкой проседью, голова Мишеля склонилась над снимками, – они хотят начать операцию следующей весной… – Маляр откашлялся:

– Как я понимаю, об исходе дела… – он положил ладонь на фотографии, – пока никто не подозревает… – Марта заметила старые пятна краски на длинных пальцах. Перехватив ее взгляд, Мишель усмехнулся:

– Я, хоть и директор другого музея, но из Лувра меня по старой памяти не выгоняют. За мной сохранили кабинет. Я занимаюсь с Пьером, учу его реставрации. В Эколь де Лувр, куда он пойдет, хорошая школа, но руки у парня из нужного места растут, пусть приучается к нашему делу… – Мишель с сыном