Кажется, они вообще встретились случайно… – возразил он. Марта со звоном поставила чашку на блюдце:

– Папа рассказывал, как вы в Лионе устранили визитера из рейха, штурмбанфюрера, приехавшего с проверкой. Покойная Тео подошла к нему в ресторане, с номером «Сигнала», где напечатали интервью с каким-то асом Люфтваффе, и попросила автограф… – бонза был польщен, но признался, что только похож на летчика:

– Оттуда все и завертелось, – Марта раздула ноздри, – Тео сходила на пару свиданий, позволила пару поцелуев, а потом в дело вступили Маляр и Драматург… – Мишель кивнул:

– Я все помню. Наверное, Кепка увидел ее рядом с Ционой, и хотел выяснить, в чем дело. Несмотря на предательство Ционы, несмотря на операцию с Валленбергом, Комитет не доверял ей до конца. В общем, я раскрою глаза мадемуазель Ладе… – везти девушку в дорогие отели на Кудам было невозможно:

– Там могут болтаться агенты Штази, то есть советские агенты, – кисло сказала Марта, – мы не можем рисковать жизнью мадемуазель Лады… – она уверила Мишеля:

– Машину тебе пригонят, а об остальном я позабочусь. Техника у нас есть, пленки вы прослушаете… – по дороге в коттедж они почти не разговаривали. Мишель бросил взгляд в угол комнаты, на трость, выданную Ладе в госпитале:

– Ей разрешили ходить, пусть и недалеко. Потом мы можем прогуляться. Хотя вряд ли, судя по ее лицу. Она, наверное, больше не захочет меня видеть… – магнетофон работал третий час подряд. Коттедж снабдили маленькой кухонькой. Мишель варил кофе, добавляя американское сухое молоко из пакета, и приносил чашки Ладе. На блюдце лежало британское печенье из дешевой упаковки:

– Сливочные бисквиты, – зачем-то подумал Мишель, – надо было мне заехать в кондитерскую. Хотя она актриса, она следит за весом, и даже кофе пьет без сахара… – пару раз девушка просила у него сигарету. Он не стал ничего объяснять, просто протянув ей папку:

– Здесь показания месье Гольдберга, Монаха, вы познакомились с ним в Париже… – Мишель помолчал, – и еще кое-каких людей, их больше нет в живых. Все на французском языке, вы поймете… – на Набережной спешно перевели аффидавиты Констанцы и Степана:

– Они встречались с вашим, – Мишель запнулся, – другом, товарищем Котовым. То есть на самом деле его зовут по-другому… – голос Авраама затих. Пленка шуршала, щелкнул рычажок магнетофона. Крупные слезы падали на серый картон папки, расплывались темными пятнами по бумаге. Хрупкая рука пошарила по столу, Лада скомкала почти пустую пачку сигарет. Оторвавшись от стены, Мишель щелкнул зажигалкой. Она закусила пухлую, еще детскую губу:

– Он лгал мне, лгал… – Лада согнулась на стуле, – он не сказал ни слова правды… – внутри девушки поселилась тянущая боль, – месье де Лу… – она задохнулась слезами и дымом, – пожалуйста, не надо больше ничего говорить… – Лада приподнялась, папка слетела с ее колен. Фотографии рассыпались по полу, она слепо повела рукой:

– Я поверила ему, я его любила, а он… – на черно-белых снимках виднелось спокойное лицо мертвой Эстер, улыбка Розы, сидящей на ступенях барака в Мон-Сен-Мартене:

– Он мне лгал… – провыла Лада, – он убийца, он расстреливал и пытал людей… – пошатнувшись, она наступила на старое, испанских времен, фото Эйтингона:

– Он и в Испании убивал, – подумала Лада, – месье де Лу рассказал, как НКВД работало в Мадриде. Королёв гордился, что бегал ординарцем у Горского, а Горский командовал расстрелами заложников. Все они звери, никакой разницы между ними нет. Он говорил, что любит меня, но я для него была игрушкой, как та бедная женщина, Роза. Он лгал мне, а я ему поверила. Какая я была дура… – ноги подогнулись, Мишель едва успел подхватить ее. Девушка разрыдалась, вцепившись в него, мотая головой. Он обнимал Ладу:

– Ничего, ничего, – шептал Мишель, – мне очень жаль, мадемуазель… Все пройдет, обещаю, все будет хорошо… – отбросив фото Эйтингона, он опустился с ней на ковер. Горячие слезы залили рубашку, девушка уткнулась лицом ему в плечо:

– Все будет хорошо… – Мишель ласково покачал ее, – я здесь, я с вами, Лада.

Рыжие листья дуба падали на капот черного Bentley, припаркованного рядом с пустынным ресторанчиком на променаде озера Тегель. Авиабаза находилась к югу отсюда. Над головами обедающих проносились заходящие на посадку самолеты. На лазоревой глади воды виднелся одинокий парус. Мишель прищурился:

– Страхуют нас, что ли… – Волк фыркнул:

– Иногда яхта просто яхта, дорогой Маляр. Заведение безопасное, можно поговорить без свидетелей… – Марта не хотела появляться в дорогих ресторанах или магазинах на Кудам:

– Прошли времена, когда мы с Питером завтракали на глазах у всех, – вздохнула она, – надеюсь, что моего описания у товарища Эйтингона нет… – женщина скривилась, – однако и якобы мертвый герр Верке и ты, Мишель, хорошо известны на востоке. Русские могут пойти на похищение, от них всего стоит ждать… – лимузин Мишель получил из гаража командующего британскими военными силами в Западном Берлине. Он довез сюда, в почти загородный ресторанчик, Волка, которому врачи разрешили покинуть госпиталь:

– То есть переехать в палату для здоровых, – улыбнулся кузен, – в кабинете Марты поставили койку… – они решили не переселяться в безопасный особняк:

– Нет смысла, – объяснила Марта, – мы ждем пакета из Парижа, из службы Внешней Документации, и открытки от Теодора-Генриха… – она погрустнела:

– Хотя от него весточка может и не прийти. В любом случае, потом мы можем спокойно отправляться в Лондон… – Ладу поместили в домике в Груневальде, под надежной охраной. Французы делали девушке новые документы.

Забирая блюдо из-под устриц с Северного моря, хозяин ресторана обещал, что хагепетер появится на столе через несколько минут. Они оба заказали светлое пиво:

– Увидь месье Жироль, что я запиваю устрицы пивом, его хватил бы удар, – весело сказал Мишель, – но мы, в конце концов, в Германии… – они надеялись, что Марта появится к десерту:

– Яблочный пирог с домашним мороженым, – Мишель полистал короткое меню, – ресторан во французской зоне, но здесь подают все союзные блюда… – он старался не думать о Ладе, оставшейся в скромном коттедже на берегу лесного озера:

– Охрана ей готовит, у нее есть журналы и книги, даже русские… – Ладе привезли эмигрантские издания Бунина, Куприна и «Доктора Живаго», – но бедная девочка совсем одна… – после консультаций со Службой Внешней Документации в Париже, и начальством Марты в Лондоне, они решили не селить девушку в столице Франции:

– На сцену она больше не выйдет, в кино сниматься не будет, – Марта помолчала, – но Париж есть Париж. Если так называемый товарищ Котов что-то узнает, или услышит, он не преминет примчаться за бедняжкой… – Мишель заметил:

– Если верить его заявлениям, товарищ Котов сейчас в опале, чуть ли не в колонии… – Марта покачала головой:

– Если верить, это во-первых, а во-вторых, опала не мешает ему появляться в Будапеште и Берлине… – Служба Внешней Документации подбирала девушке тихое пристанище в провинциальном городке. Волк щедро посыпал сырое мясо нарезанным луком:

– Пока Марты нет, – подмигнул он кузену, – вообще, не мне давать советы профессионалам, я всего лишь адвокат, но почему бы не отправить ее в Мон-Сен-Мартен? С бельгийцами вы договоритесь… – он загибал пальцы, – а с точки зрения безопасности, лучше этого места нет. Шахтеры все друг друга знают, посторонний человек сразу будет виден, да и мимо пенсне Монаха даже муха не пролетит… – Мишель усмехнулся: «Именно так».

– В поселке есть дом культуры, если говорить по-русски, – прожевав фарш, Волк закурил, – для Лады найдется работа. Не забывай, она актриса, творческий человек, она не может сидеть, сложа руки… – Мишель это помнил, но помнил он и то, как смотрел на Ладу Монах:

– Ерунда, – твердо сказал себе он, – в Париже, он ее подозревал в работе на Лубянку, поэтому и глаз с нее не сводил. Хотя Лада напоминает покойную Цилу, только она более худощава… – Мишель не пытался снабдить девушку пакетами из кондитерской:

– Один раз я привез пирожные, а она к ним не притронулась… – он вспомнил горький голос девушки:

– Он мне тоже покупал пирожные, месье де Лу. Я ему рассказывала о блокаде,