о смерти мамы, а он подсовывал мне сладости… – Лада сцепила пальцы:

– Их банда сидела в Смольном и жрала торты, пока люди умирали на улицах от голода. Вы ни в чем не виноваты… – она мотнула головой в сторону пакета, – но уберите это, пожалуйста… – отхлебнув пива, Мишель закурил:

– Хорошая мысль, мистер адвокат, только надо сначала… – кузен согласился:

– Посоветоваться с Мартой. Разумеется, но, мне кажется, что она тоже посчитает это наилучшим выходом из положения… – Волк помахал:

– Вот и она, сейчас поговорим… – по блеску в зеленых глазах Максим понял, что жена приехала с хорошими новостями. Чмокнув его в щеку, Марта опустилась на стул:

– Кофе и яблочный пирог, – ее щеки раскраснелись от осеннего ветра, – мы все заслужили десерт, хотя в таком случае обычно открывают шампанское… – она сдвинула на бровь фетровую беретку с серебряной пряжкой. На лацкане твидового пальто она носила похожую брошь:

– Сабины работа, коллекция с узорами времен викингов, – вспомнил Мишель, – с большим вкусом вещи… – Марта передала ему папку:

– Документы. Паспорт, метрика, свидетельство о крещении, университетский диплом… – он поймал себя на том, что краснеет:

– Я все отвезу в Груневальд, – Мишель откашлялся, – но у твоего мужа есть предложение… – Марта прервала его:

– Сейчас. Сначала это… – она вытянула из кармана пальто простую открытку. Волк принял картон:

– Видишь, все в порядке с парнем, а ты волновалась… – он громко прочел подпись к фотографии:

– Строительство новых жилых кварталов в Лейпциге. Это у нас на снимке, а подмастерье Рабе пишет вот что… – Марта помнила текст наизусть:

– Он влепил туда ошибок для достоверности. Мой мальчик жив, не арестован Штази. Я верю, что он доберется до СССР, найдет его светлость… – Волк под столом взял ее руку. Вихрь с озера взвевал скатерть, Марта отпила кофе:

– Дорогой друг, в социалистическом Берлине стоит хорошая погода… – она улыбалась, – в музее Боде открылась выставка молодых художников… – глядя в яркие глаза мужа, Марта подумала:

– Для нас все закончилось, то есть почти, но для наших детей все только начинается.

Замигал зеленый огонек на шкале радиолы. Мягкий голос диктора сказал:

– С вами Нью-Йорк, сегодня вторник, тринадцатое октября. На мысе Канаверал состоялся успешный запуск спутника Эксплорер-7. В задачи устройства входит исследование околоземного пространства…

Радиола в домике, в Груневальде, появилась на месте увезенного техниками магнетофона. На крышке орехового дерева лежали пластинки. Прислушиваясь к звукам из кухоньки, Мишель перебирал яркие конверты:

– Чайковский, Мусоргский, Рахманинов… Она слушает только русскую музыку. Хотя нет, есть и Шопен… – охранники Лады уехали ужинать. В будке у ворот осталось только два человека.

На него повеяло горьковатым запахом кофе, половицы легко заскрипели. Она носила вязаное черное платье, туфли на низком каблуке, светлая челка падала на глаза. Мишель принял у нее поднос:

– Вам очень идет, – сказал он одобрительно, – я имею в виду платье и все остальное… – девушка посмотрела в сторону:

– Мадам М… – из соображений безопасности Марта не представлялась девушке, – мадам М привезла мне каталоги из универсальных магазинов. Неудобно, – Лада покраснела, – у меня совсем нет денег… – записывая номера страниц, женщина повела рукой:

– Оставьте. На первое время вы получите пособие, но вы теперь француженка, то есть станете ею, – она улыбнулась, – вы сможете устроиться на работу… – Лада не хотела думать о будущем:

– Ничего нет, – уверяла она себя, – мне все кажется. Все от волнения, потому, что я была ранена… – позавчера давешний доктор, приехав в особняк, снял ей швы:

– Вот и все… – весело заметил он, – как я и обещал, под одеждой шрам виден не будет. Только в определенных обстоятельствах, – он подмигнул Ладе, – еще пару недель пользуйтесь тростью при ходьбе, а потом вы сможете бегать и танцевать… – Лада ничего не сказала врачу. Она была уверена, что все начнется очень скоро:

– У меня всегда все происходит нерегулярно. В тот раз… – она сглотнула, – миновало почти четыре месяца, пока я поняла, что… – операцию на дому ей делал врач, приятель Королёва:

– Он привез меня на квартиру и уехал… – Лада закрыла глаза, – в середине обезболивание закончилось, врач велел, чтобы я потерпела… – в ушах раздался отвратительный скрежет, что-то захрустело. Слезы полились по лицу:

– На следующий день у меня продолжалось кровотечение. Режиссер на съемочной площадке похвалил мое лицо, попросил гримеров ничего не делать. Он сказал, что я выгляжу словно умирающая. Я едва держалась на ногах от боли… – Лада подышала:

– Оставь, ничего не случилось. В меня стреляли, я лежала в госпитале, поэтому ничего и нет. Чем меньше я буду об этом думать, тем быстрее все придет… – месье Мишель, как его называла Лада, привез ей плотный конверт с французским паспортом и другими документами. Девушка стала уроженкой Парижа, с русской фамилией, похожей на настоящую фамилию Лады:

– Вы из эмигрантской семьи, – объяснил месье Мишель, – то есть ваш отец русский, а мать француженка. Поэтому вас крестили не в православном соборе, а в католической церкви, мадемуазель Людмила… – святую Людмилу Чешскую почитали и католики:

– День ангела у вас шестнадцатого сентября, – Мишель показал ей свидетельство о крещении, – можно сказать, что вы заново родились… – Лада подумала, что так оно и есть:

– У вас, месье Мишель… – она перебирала бумаги, – когда день ангела… – месье де Лу отозвался:

– Двадцать девятого сентября. Мы с вами соседи по календарю. День архангела Михаила, покровителя Франции… – он усмехнулся:

– До испанской войны я и не представлял, что возьму в руки оружие. Я закончил Эколь де Лувр, работал помощником куратора в Лувре. Меня послали в Мадрид по распоряжению Лиги Наций, организовывать эвакуацию шедевров из музея Прадо. Тогда я и начал воевать, в меня стреляли, в первый раз… – Лада тихо спросила: «Кто?». Мишель хмыкнул:

– Нацисты. С вашими соотечественниками мы тогда сражались в одних траншеях. Раздоры начались после большой войны… – по диплому Лада стала преподавательницей хореографии:

– Откроете в Мон-Сен-Мартене балетный класс, – рассмеялся Мишель, – театральный кружок и хор у них есть, вы пригодитесь в шахтерском клубе… – по словам месье де Лу, в Бельгии Ладу ждали:

– Месье Монах снимет вам квартиру в поселке, – добавил он, – рядом Льеж, страна маленькая. Вы сможете съездить в Брюгге и в Брюссель, сходить в театр, в оперу. Думаю, секретная служба разрешит вам отлучаться из городка, да и месье Гольдберг не потерял партизанской бдительности… – Лада немного побаивалась сурового главного врача рудничной больницы:

– Он только на первый взгляд такой, – уверил ее Мишель, – вообще у него три дочки, старшая приемная и двойняшки, малышки. Его жена скончалась от ранений, – он помолчал, – после будапештского восстания. Саломея Александровна, как вы ее называете, – Лада передернулась, – стреляла в нее… – по распоряжению Марты, Мишель почти ничего не рассказывал Ладе о Ционе:

– В любом случае, она мертва, незачем ворошить прошлое… – он аккуратно пристроил поднос на круглый стол:

– Большое спасибо, мадемуазель Лада. В общем, собирайтесь… – Мишель почувствовал странную тоску, – я вас препровожу на самолете в Брюссель, передам с рук на руки месье Гольдбергу… – Марта с Волком вчера улетели в Лондон:

– Открытки от мальчика мне будут пересылать, – вздохнула кузина на прощанье, – как говорится, все хорошо, что хорошо кончается. Меира не вернешь, но я уверена, что Джон жив и мы его еще увидим… – Лада разливала кофе.

Светлые волосы падали на белую шею, приоткрытую скромным воротником платья, поблескивали нейлоновые чулки на стройных ногах. Мишель вдохнул аромат ландыша:

– Осенний сезон в зале Карнеги, – раздался голос диктора, – в эфире Нью-Йоркский симфонический оркестр под управлением маэстро Бернстайна. Солист Генрик Авербах. Второй концерт Рахманинова… – музыка заполнила комнату, Мишель вспомнил:

– Генрик и Адель гастролируют в Америке, они только на Рождество вернутся в Лондон. До войны я ставил Момо запись концерта. Она тогда в первый раз услышала Рахманинова. Она заплакала, я испугался, а она объяснила, что плачет в благоговении… – он увидел крупные слезы на щеках Лады. Девушка помотала головой: