Киара, все еще пораженная тем, что Изобел в наших руках.

— В вонючем клубе в самом центре Манхэттена. Она была в говно, а я пришел туда с Беллой, — коротко поведал я.

— По идее, она должна быть с Уильямом. Не понимаю, почему она явилась одна…

Вместо ответа я пожал плечами. Мне было наплевать, почему она была одна в ту ночь. Я хотел лишь одного — чтобы пришел Эш и спросил у нее, где «жених». О, легок на помине. Он как раз вошел в дверь.

— Где эта шлюха?

— В подвале, — ответила Киара, поднимаясь со стула.

Кузен ядовито осклабился и объявил:

— Пришло время воссоединения. Пойдем встретимся с моей бывшей.

Глаза его устрашающе сверкали. Когда Эш вот так радостно рвется к человеку, которого ненавидит, жди воплей боли и очень много… кровищи.

Глава тридцать седьмая Голубой или зеленый Бен

— Ты… — выдохнула Изобел, когда ее бывший вошел в комнату.

Двое мужчин, стоявшие навытяжку за креслом Изобел, и глазом не моргнули, увидев босса. Да начнется спектакль…

Скрестив руки на груди, я отшагнул к двери вместе с Киарой. Эш, посмеиваясь, взял второй стул и сел напротив Изобел. Та смотрела на него так, будто видела впервые.

Кузен зажал в зубах сигарету.

— Ты все так же красива… — С его уст сорвался издевательский смешок. — И все такая же сволочь. Некоторые вещи не меняются.

— Не такой я ожидала встречи, Эш. Надеялась на гостеприимство, — с притворным вздохом произнесла она. — Почему я здесь?

— Не торопись, Джонс, у нас куча времени! Лучше расскажи, что ты делала на Манхэттене.

Она в свою очередь ухмыльнулась и ответила наглым тоном:

— Я отрывалась в отпуске, как вдруг один из твоих людей решил похитить меня. Еще и во время моей любимой песни!

Она поморщилась, разминая запястья, прикованные к металлическому стулу наручниками.

— У тебя отпуск? — повторил Эш. — С каких пор твой хозяин позволяет тебе разгуливать в одиночку?

Она рассмеялась:

— Ты говоришь так, будто я его собака, Скотт.

— Для меня так и есть, — откровенно заявил он, снова затянувшись.

— Собака, которую ты трахал и при этом любил…

Взгляд Эша потемнел, но он не повелся на провокацию. Посмотрев на своих людей, спросил:

— У вас здесь есть пепельница?

Мужчины покачали головой.

— Какая жалость, — пробормотал Эш.

Он поднес горящий окурок к ключице Изобел. И, ухмыляясь, прижал его к загорелой коже. Да начнется спектакль!

Джонс закричала от боли, извиваясь на стуле. Эш горящими глазами смотрел, как она страдает. Не хотел бы я оказаться на месте этой сучки. Кузен может быть настоящим садистом, когда захочет.

— Какой же ты все-таки козел! — выплюнула Изобел сквозь стиснутые зубы.

— Ты так думаешь?

Эш отодвинул стул, зашел к ней за спину и прислонился к стене.

— Я твоего мнения не разделяю, — добавил он.

Изобел прерывисто задышала, и комнату заполнили тихие стоны.

— Что тебе от меня нужно? — безжизненно просипела она, не оборачиваясь.

— У тебя есть неприятная привычка торопить события.

— А у тебя… продлевать… удовольствие, как я погляжу, — усмехнулась она, дергаясь на стуле.

— Отвечай, Джонс, что ты делала на Манхэттене? Без своего хозяина, — уточнил Эш, вынимая новую сигарету.

— Я уже сказала: у меня отпуск, — сварливо повторила она. — Когда Уильям узнает, что ты похитил меня, он приедет и тебя убьет.

Угроза Изобел возымела обратный эффект: кузен разразился неудержимым смехом. И хуже всего то, что это был настоящий смех, без капли иронии.

Я хмыкнул, а Киара недовольно покачала головой.

— Ладно, признаю, что твое чувство юмора стало получше, раньше ты меня так не веселила, — хохотнул Эш, подойдя к ней. — Пусть приезжает! Это избавит меня от необходимости искать этого труса и отщепенца.

— Что тебе от меня нужно? — спросила она снова, злобно вперившись в него.

— Здесь вопросы задаю я, — заявил Эш, поставив стул перед ней и усевшись.

Он изучал ее лицо, все еще искаженное болью. Я возрадовался, глядя на это. Пусть эта сука горит в аду или прямо здесь.

— Где он?

Два слова. Один вопрос.

И хохот, на этот раз — ее.

— Ты похитил меня, чтобы выйти на Уильяма? — нагло спросила она. — Он, может быть, и трус, но… ты никогда не мог до него добраться.

— Если говорить честно — чего ты никогда при мне не делала, — достать его не так уж и сложно. На самом деле даже слишком просто.

Она снова захихикала:

— Просто? Будь это просто, ты бы уже давно его прикончил.

— Ошибаешься, котенок, — прошептал он, назвав ее прозвищем, которое дал ей в самом начале. — Если бы он узнал, что я его ищу, я бы потерял больше. Видишь ли, предпочитаю играть молча.

— Потерял? Уж не о своей ли малышке-подопечной говорит наш великий Эш Скотт?

Взгляд кузена потемнел. Лицо исказилось от гнева.

— Кажется, я попала в точку, — обрадовалась Изобел. — Кстати, о ней — ты ведь явно ее выбрал, потому что она так похожа на меня…

— Врежь ей! — рявкнула Киара, метнув на нее свирепый взгляд.

Эш поднял указательный палец, чтобы Киара не поддавалась на провокации этой шлюхи, которую мне хотелось прирезать.

— Однажды в Монако я сказала тебе: ты ищешь частицу меня в каждой женщине. Помнишь? — игриво спросила его бывшая.

Эш бесстрастно разглядывал сигарету. Нахмурившись, я просчитал, что будет дальше: внешне спокойный Эш + внутренне разъяренный Эш = вероятность убийства = в конце мне придется прибирать.

— В тот же вечер, когда я пристрелил твоего дружка Вуда? Да, припоминаю. Его последний вздох был божествен. Если бы я искал частицу тебя, как ты удачно выразилась, поверь, на планете осталось бы очень мало женщин.

— Мой дружок, который позаботился о твоей крошке? Как же ее зовут? А-а… Элла.

Эш искривил губы в злой усмешке. Он полез в карман и вытащил перочинный нож. Изобел проследила взглядом за лезвием, а я приготовился. Время расчленять. Может, сделать фотографии на память?

— То есть ты знала, что он задумал?

— Он знал, что она твоя невольница, я не стала мешать ему, — надменно ответила она.

Взгляд Эша стал таким же черным, как и его куртка. Он нацелил нож ей в плечо, а потом направил его на ожог. По гримасе Изобел я понял, что он прижал лезвие к обожженной плоти. Раздался вой. Эш всадил нож.

Изобел тряслась от боли, прикусив щеку, к большому удовольствию кузена, который медленно провел лезвием вдоль ее предплечья, не забыв сделать надрез, так что она вскрикнула.

— Не смей больше упоминать ее имя, —