– Господи, зачем?! Всё это – зачем?

– Затем.

Он привык, что его слово – закон. Даже если оно короткое и глупое. («Я прекрасно хожу. Надежда всегда была ко мне неравнодушна, дура старая»). Да у него тут не деревня, а целая армия верных людей, которые его обожают! («Нет никаких жильцов».)

– …А где тогда мои очки?! – я прокричала это, наверное, на всю деревню, наверное, часть меня ещё не верила, что нас так легко провели.

– В ящике стола. Они тебе не понадобятся.

Тогда я завопила. Врезала кулаком по потолку, уже мокрому от этой жидкости, и мне показалось, что дощечка прогнулась сильнее, чем положено. Я врезала ещё и ещё, не переставая вопить: неужели никто в деревне меня не слышит?!

(«Тебе не поверят».)

Старик пытался перекрикивать, что-то ворчал, я не слушала. Я орала, долбила кулаком в потолок и, кажется, здорово уже ободрала кожу – но кого это волнует, когда сейчас… Белый день! Посреди деревни! Родители на соседней улице!

Над головой шумно вспыхнуло пламя. Я больше услышала, чем увидела. Я продолжала вопить и бить доску. И она уже поддавалась, клянусь, она хрустнула!

Кажется, наверху кто-то распахнул дверь («Нет никаких жильцов»), топнул, глухо ударил по мягкому: раз! два! Старик взвыл, потом что-то грохнуло. Я не без злорадства подумала «Упал», врезала по доске – и получила в лицо сноп искр. Старик наверху завопил «Личина!», потом послышались ещё удары и странно знакомые вопли, уже без слов.

Кто-то распахнул дверь моей тюрьмы. Меня обдало жаром, и за шиворот посыпались искры. На голову тоже попало, я хлопнула по волосам, чтобы потушить, и нащупала чью-то руку. Меня вытаскивали за волосы, как из воды.

Удирали мы огородами, боясь, что нас засекут: заброшку уже заволакивало дымом, и я не сомневалась, что скоро кто-нибудь добренький вызовет пожарных. Если родители проскочили мимо вечно падающего дерева, значит, и пожарные проскочат. Точно проскочат, я теперь уверена («Нет никаких жильцов»).

…Тогда возникнут вопросы: что мы там делали вдвоём, а этого нам как раз и не надо. Мы убегали, натыкаясь на зелёные пятна капусты, один раз на полном ходу влетели в малинник, выбрались, поцарапанные, на параллельную улицу… Только здесь мой плохо различимый спаситель притормозил, отнял руку и выдал:

– Этот психопат меня чуть не подстрелил, так что с тебя причитается.

– Алиса?! Алиса, ты?!

– Здрасте. Ты ещё и без линз?

– Да… Алиса, блин, где тебя носило всё это время?!

– Нет времени на долгие истории. Давай сначала уедем отсюда, а потом я тебе всё расскажу. Под ноги только смотри…

Мы уже не бежали, а быстро шли, и я спотыкалась о невидимые грядки, заросшие ровным зелёным ковром. Мне запоздало хотелось кашлять от дыма. Пятно-Алиса шла чуть впереди и всё время оборачивалась. Мне столько хотелось спросить и рассказать, но дыхания не хватало.

– Давай быстрей, надо сматываться. И скажи спасибо той чокнутой старушке: если бы она нас сюда не провела лесами-полями… Из города к вам не проехать!

– Лесная бабка?!

Пятно-Алиса закивало:

– Галопом впереди машины! То ещё зрелище! – она смеялась, а я думала: когда я в последний раз слышала нормальный человеческий смех? Вроде и недавно, может, около месяца – а кажется, прошло сто лет.

– А чего ты вообще уехала?

– Этот сказал, что если я тобой дорожу, то я должна уехать и оставить тебя в покое, иначе случится что-то страшное.

– И ты поверила?!

– Он умеет убеждать… Отдышалась? Бежим!

Мы побежали. На секунду показалось, что безумный старик выбрался из горящего дома и гонится за нами. Я даже обернулась, но, конечно, ничего не увидела. Последний огород был огородом поликлиники. Мы проскочили его, я сослепу влетела в забор в шаге от калитки. Дура Надежда, неравнодушная к чокнутому шаману, хлопнула оконной рамой и крикнула мне в спину: «Куда?!» Я боялась обернуться: думала, она выскочит за мной. Алиса с разгону вытолкнула меня за калитку, и всё страшное сразу осталось позади.

Мне не нужны были очки, чтобы увидеть на дороге пятно зелёной отцовской машины и тёмно-синее платье матери. Мама, забери меня отсюда!

Август 2070

– Расстояние до пункта назначения сто метров. Начинаю снижение. Пожалуйста, не снимайте защитный костюм до завершения посадки.

– Людмила, говори по-русски! Вместо вот этой вот всей тирады можно было сказать одно короткое слово «приехали».

Эта Людмила со мной всего пару дней. Она ещё не научилась говорить как человек, чем жутко бесит иногда. Когда из каждого утюга (я знаю, что такое утюг, я даже деревянные счёты знаю!) слышишь монотонный электронный голос, хочется, чтобы хоть твой помощник разговаривал с тобой нормально. Но она быстро учится! На днях, когда мы рассматривали план сегодняшнего дома, она совершенно резонно заметила: «Развалины», а узнав его историю, сказала: «Пещера дракона».

Моя доска плавно приземлялась на поросший бурьяном участок, огороженный древним дощатым забором. Где-то там, среди засохших деревьев и высокой травы, прячется моя «Пещера дракона». Когда-то здесь была довольно большая деревня, мы пролетали и бывшее строение магазина, и даже школы: конечно, на плане они аккуратнее, чем теперь. Я называю это «завораживающее уныние», как в музее: ты уже знаешь, что всё кончилось плохо, раз видишь здесь пробитые доспехи или картины войны. Но стоит разок подумать «А что было до?» – и воображение унесёт тебя далеко, в то время, когда всё ещё хорошо начиналось.

Сейчас под Москвой практически не осталось таких заброшенных мест, как это, мест, которые бы ещё никто не охранял, не сносил и чудом ещё не застроил. Это «не застроил» пытаются объяснить кучей мистических историй, одна другой глупее. Мне один парень, тоже из диггеров, на полном серьёзе рассказывал, что здесь проклятое место, пропадают люди… Как бабка из старого кино, честное слово! Нет, насчёт людей он прав, но проклятие тут ни при чём. И уж конечно застройщика не смутило бы старое кладбище на входе в бывшую деревню. Да от того кладбища и крестика не осталось, лично я его не видел, только на плане. Просто мне повезло: успею полазить в одной из последних подмосковных заброшек с потрясающей историей. Может, уже через год здесь будет город.

Доска приземлилась во двор. Я спрыгнул, держась рукой за древний подгнивший забор, и он тут же завалился. Он упал почти бесшумно, хлопнув по траве, как положено насквозь гнилой деревяшке.

– У вас нет разрешения на снос этой постройки.

– Отлична шутка, Людмила! Но всегда можно лучше.

– Тебе не угодишь… – Она выбрала голос моей матери, клянусь, даже интонацию взяла нужную! Говорю ж, быстро учится.