Очарованный красотой Алисы, капитан то и дело бросал на нее пламенные взоры, давая Тарло возможность оценить, как, должно быть, выглядел он сам в утро основания тайной службы княжества.

Затем игра продолжилась. Пачки купюр то увеличивались, то уменьшались, переходя с одного конца стола на другой. Владимир искоса поглядывал на корабельный хронометр, стоявший на капитанском столе. Еще час, и еще… Уже были сменены три колоды, а игра все длилась. Наконец стрелки пересекли заветную черту шести часов пополудни.

— Ваша очередь тасовать, граф.

Капитан первого ранга Лепешинцев переплел пальцы и довольно хрустнул ими.

— На кону триста тысяч!

Тарло прикрыл глаза.

— Устали?

— Немного. Почему-то крутятся в голове, не дают сосредоточиться стихи моего старинного приятеля. Я вам нынче говорил о нем. Вот послушайте:

— В порту далекого Бомбея,

Где люди, медные с лица,

Глядят, нимало не робея,

В глаза предвечного Творца,

Монах в одежде цвета неба,

Зарей расцветшего едва,

Просил себе воды и хлеба

В обмен на мудрые слова.

О берег колотились волны

И ветер выл в сетях снастей

Я вопрошал, сомнений полный,

Игрушка долга и страстей:

— Зачем влачу я жизни бремя,

На что транжирю дней запас,

Когда придет, наступит время

Наступит и раздавит нас?

Он отвечать не торопился —

Мешать слова со скрипом рей.

И зайчик солнечный резвился

В надежных лапах якорей.

— Здесь нет ни радости, ни горя.

Мы там мертвы, а тут живем.

Мы капли, что познали море

В перерождении своем.

— Как по мне, красивые стихи, — кивнул Лепешинцев. — Впрочем, я не силен в поэзии… Вот ведь, какая неожиданность! Кто бы подумать мог, что наш общий знакомый — истинный поэт…

— О, да. Еще в Пажеском корпусе он печатался в «Невском вестнике». Конечно, не под своей фамилией… Георгий Бригов — быть может, слышали?

— Вряд ли. Литературой не увлекался. Вот астрономия…

— Простите мое любопытство, капитан, — негромко произнесла Женевьева, прикасаясь легким пальчиком к надраенной трубе оптического прибора. — Какое усиление у вашего телескопа?

— Мадемуазель, — удивился капитан, — Вам это действительно интересно?

— Это же телескоп Кассегрена? Я видела такой, но ваш несколько отличается.

— О, мадемуазель! Я поражен!

Брови Лепешинцева поднялись.

— Увеличение — от двадцати до трехсот «х». И вы действительно правы — я несколько усовершенствовал его. Главное зеркало вогнуто — гиперболическое, вспомогательное — выпукло-гиперболическое. Окуляр в центральном отверстии гиперболического зеркала…

— У нас дома когда-то был телескоп Галилея. Но этот — само совершенство!

Изумленный Тарло чуть не выронил «заряженную» колоду, но все же сдержался и аккуратно подменил ею лежавшую перед ним.

— Мадемуазель! Мне удалось добиться разрешения в четыре градуса!

«Господи, чего еще я не знаю о своей «невесте»? — подумал Тарло. — Это-то, интересно, откуда ей известно?»

— Жени! — делано возмутился он. — Мы играем.

— Прости, милый. Признаться, мне неловко, что отвлекла ваше внимание.

— Потерпи еще немного, мы скоро заканчиваем.

Владимир кивнул, взял лежавшую перед ним колоду и начал без особых изысков перекидывать карты, старательно тасуя их. Командир «Баяна» лениво следил за руками. Он уже десятки раз за сегодняшний день видел этот немудрящий процесс. Однако смотреть и видеть — далеко не всегда одно и то же. Если бы он знал, куда смотреть, то вероятно заметил бы, что, разделив колоду на шесть примерно равных блоков, граф просто-напросто перекидывает их, аккуратно придерживая пальцами, чтобы не сбиться.

— Пожалуйста.

Тарло положил колоду перед соперником. Тот сдвинул. Граф взял карты в руки, снял отодвинутые карты, переложил их якобы вниз, и в одно движение они снова оказались наверху. Капитан начал раскладывать их налево-направо, налево-направо.

— Дама пик! — наконец огласил он. — Желаете увеличить ставку?

— Нет. Я пас!

Тарло со вздохом развел руками.

— Вы победили.

— У нас нет победивших и проигравших, — напомнил довольный капитан. — Признаться, раньше я болел душой, что в случае, если деньги все же достанутся мне, то в формуляре «Звездного атласа» появится имя, прошу извинить, мадемуазель Киба, какой-нибудь праздной девицы. Но вы — для меня честь, что ваше имя войдет… — капитан развел руками, не находя, что и сказать. — Если желаете поговорить об астрономии, пока крейсер стоит здесь, я всегда в вашем распоряжении.

— С удовольствием воспользуюсь вашей любезностью, если мой ненаглядный Вальдемар будет не против.

— Я еще очень подумаю! Мало ли вдруг беседа затянется и крейсер уйдет в Россию, позабыв высадить новую пассажирку!

— Ну что вы граф! — усмехнулся довольный командир «Баяна». — Тем более, погрузка угля начнется только завтра, так что…

— Кх-кх, — кашлянула Алиса. — Полагаю, ко мне ваше приглашение тоже относится?

— О да, конечно!

Дверь капитанской каюты открылась.

— Разрешите обратиться!

Вахтенный офицер приложил пальцы к козырьку фуражки.

— К его сиятельству вестовой с сообщением.

— С вашего позволения, я выйду, — приподнялся Тарло.

— Да-да, — закивал Лепешинцев. — Затем возвращайтесь — скоро ужин. Вы будете почетными гостями на сегодняшнем приеме в честь прибытия вашего… старого приятеля.

На палубе Тарло поджидал мичман Дженовезе.

— Что случилось?

— С «Посейдонии» семафорили, что прибыл капитан третьего ранга Ворожеев. Скоро будет здесь.

— Отлично. А… — Владимир пристально оглядел молодого офицера. Рука того была основательно поцарапана, точно совсем недавно он пытался засунуть кота в мешок. — Скажи, пожалуйста, где ты так ободрался?

Гвидо молчал.

— Когда вы подошли к крейсеру, руки были целы. Что стряслось?! Я жду ответа!

— Ваше сиятельство, это всего лишь ракушки… — запинаясь, пробормотал Дженовезе.

— Ты нырял за жемчугом? Не совсем удачное место.

— Нет. Это борт корабля. Под водой он уже несколько оброс.

— Ты решил испробовать себя в роли любителя морских купаний?

— У меня был приказ, — внимательно разглядывая палубу, ответил «матрос», — если переговоры вдруг не дадут нужного результата, следует подстраховаться.

— Что. Ты. Сделал?

— Сейчас ниже ватерлинии, ниже броневого пояса на магнитах установлены три динамитных заряда. Они соединены огнепроводным шнуром со свинцовой капсулой. В ней специальная медная перегородка, разделяющая пикриновую и серную кислоты. Она защищена стеклом, но если что-то пойдет не так — стоит «Галатее» отвалить от «Баяна» и отойти на десять ярдов, стекло разобьется, кислота в три минуты разъест перегородку, — бах — вспышка и заряды вскроют днище, точно ножом.

— Это кто ж такое придумал?!

— Придумал, — мичман потупился, — я. Но таков был приказ.

— Чей?!

— Начальника тайной службы, — выдохнул Гвидо. — Она не могла допустить ни малейшей возможности неудачи.

— Прелестно! — Тарло с силой выдохнул,