– Как ты стала гримершей?

– На самом деле почти случайно. Моя мать работала на студии монтажа «Консолидейтед Филм Индастриз». Сортировать и раскладывать по местам негативы… ничего такого увлекательного. Но она знала людей из мира кино. Уйдя из лицея, она поработала на «Метро Голдвин Майер».

Внезапно она замолчала, устыдившись, что говорит о таких незначительных вещах.

– Тебе нравится эта профессия?

– Да, очень.

«Ведь благодаря ей я встретила тебя», – подумала Лора и в течение последующих нескольких секунд опасалась, что произнесла это вслух.

Они поговорили ни о чем и обо всем на свете. Элизабет рассказала ей о своих первых месяцах в Лос-Анджелесе. Еда – раз в день – из дешевых мини-маркетов, бесконечные очереди и ожидание в агентствах, целая толпа победительниц всевозможных конкурсов красоты, которые, подобно ей, приезжали сюда попытать счастья… «Голливуд неудачников», – говорила она. И мужчины… жалкие бабники, якобы продюсеры, агенты без клиентов, импресарио без связей, предлагающие золотые горы, чтобы затащить к себе в постель…

Лора слушала ее, изображая внимание, но единственное, что сразу же заворожило ее, было лицо Элизабет: гармония его черт, которую нарушал чуть вздернутый нос, очертания ее губ, разрез грустных глаз почти бирюзового цвета, воплощающих волнующую хрупкость. «Вот женщина, на которую я никогда не буду похожа даже с самым искусным гримом», – подумала она. В этой мысли не было ни малейшей зависти: Лоре просто хотелось бы приблизиться к ней, получить хоть каплю ее магнетизма, притронуться к исходящему от нее непостижимому очарованию. Лора попыталась выкинуть из головы эти глупые мысли. Что такой актрисе, как Элизабет, делать с какой-то несчастной гримершей? То, что она ее вообще пригласила, было чудом.

– У тебя есть кто-нибудь?

Лора почувствовала, что краснеет. Вопрос, которого она не ожидала, привел ее в замешательство.

– О нет.

– Правда никого?

– Был один недавно. Но он, как выяснилось… слишком настойчив.

– Настойчив? – повторила Элизабет, как бы не расслышав.

Но у Лоры было впечатление, что это игра, хитрость, к которой та нарочно прибегла.

– Это иногда бывает с мужчинами. С так называемыми дамскими угодниками…

Улыбнувшись, Элизабет продолжала играть своим портсигаром. Она хранила молчание. Когда же Лора захотела взять свой стакан, их пальцы случайно соприкоснулись – или, может быть, это была и не случайность. Прикосновение длилось какую-то долю секунды, но оно породило у нее в животе непонятную дрожь, Лора и сама не знала, что было причиной – радость или страдание. Эта новая эмоция встряхнула ее, вернула к жизни. Они смотрели друг на дружку дольше, чем следовало. Лоре хотелось бы остановить это мгновение, закрыться в нем, как в мыльном пузыре, помешать движению жизни.

– Ты бы не хотела прямо сейчас пойти ко мне?

Лора почувствовала, что ее сердце забилось с бешеной скоростью. Услышь она такой вопрос от мужчины, она бы, конечно, ужаснулась, но тон Элизабет был таким естественным, что она сочла глупым вообразить себе что-нибудь в таком духе. И потом… соприкосновение их пальцев теперь казалось ей репетицией в миниатюре будущих движений, более личных, которые она не могла выкинуть из головы.

– Я недавно переехала, – снова заговорила Элизабет. – Дом еще похож на поле битвы, но я хотела бы показать тебе его.

Сделав глоток коктейля, чтобы придать себе храбрости, Лора снова осмелилась посмотреть ей прямо в глаза.

– Ничего не доставит мне большего удовольствия…

* * *

– Вот так все у нас и началось.

Я слушал Лору, удерживаясь от малейшего осуждения, хотя ее рассказ глубоко потряс меня. За всю свою жизнь я так и не узнал, кем на самом деле была моя мать – и никто, за исключением Лоры, этого никогда не узнал. Я снова вспомнил фразу из письма: «Как ты себе это представляешь: мы будем жить в доме семейной парой, как ни в чем не бывало, воспитывать ребенка?» Действительно, что они могли сделать? Если тогда косо смотрели на мать-одиночку, то что было бы с двумя женщинами, состоящими в связи? Не ждать же им было семидесятых, когда в Калифорнии отменили законы против лиц нетрадиционной ориентации?

– Когда вы узнали, что она беременна?

– Бетти призналась мне в этом через несколько недель после нашей встречи. Она была подавлена. Можно подумать, что в ней уживалось две женщины: одна дала жизнь этому ребенку, другая же была в отчаянии, что ее карьера будет разрушена…

– Думала ли моя мать, чтобы избавиться от ребенка?

– Она бы никогда не сделала подобного!

– Вы в этом действительно уверены?

– Она ни за что на свете не отказалась бы от тебя! В апреле мы, к своей большой радости, узнали, что съемки откладываются на несколько месяцев. Для Бетти это был словно спасательный круг. Недели шли, мы избегали встречаться в общественных местах. Лос-Анджелес большой город, но многие там знакомы друг с другом. Мы прятались. Чаще всего я приходила к ней: видеться у меня в квартире было куда рискованнее. Однажды мы вдвоем уехали на уикенд в Оушенсайд. Мы поселились в очаровательной маленькой гостинице, где я зарезервировала номер на свое имя. Разумеется, мы взяли себе отдельные комнаты, чтобы выдать себя за сестер, но Бетти была расстроена.

– Почему?

– Ей показалось, что мужчина на стойке раскусил наше представление. В тот день я поняла, что мы никогда не будем счастливы, что осуждение других неминуемо погубит наше счастье, что бы мы ни делали.

Лора будто разглядывала что-то находящееся очень далеко. Я чувствовал себя уязвленным ее словами: я был еще более жестоко лишен того счастья, которое она искала с моей матерью.

– В мае Бетти вернулась в Санта-Барбару. Все эти два или три дня мы перезванивались, несмотря на то что она опасалась, как бы твоя бабушка чего-то не заподозрила.

– Так это вам она звонила… Бабушка рассказала мне об этих звонках.

– Почти сразу же после родов она снова вернулась в Лос-Анджелес. Мы снова начали видеться. Но когда к ней пришел тот человек из ФБР, все изменилось. Компрометирующие фотографии, давнишняя связь с Полом Варденом… прошлое снова вторглось в ее жизнь.

– Но о вашей связи этот агент ничего не знал?

Лора покачала головой.

– Бетти считала, что за ней идет постоянная слежка, но я думаю, что ФБР ограничилось сбором компромата. Никто за ней не следил. Все, что я могла ей сказать, не возымело никакого действия. Она постоянно была настороже, а усталость делала ее состояние только хуже: приближались съемки, полным ходом шли репетиции. Мы виделись не так регулярно и за пределами наших редких свиданий принимали кучу предосторожностей.

Лора мне уже солгала с невероятной самоуверенностью. Я ни разу не усомнился в том, что она мне доверительно сообщила во время двух наших предыдущих встреч.