Я не перестану удивляться, какие странные метастазы лжи изаблуждений распускает иногда преступление или преступная идея, превращаясьпорой в ряд самостоятельных вроде бы сюжетов.

Будете упираться? Я ведь начинаю понимать, почему выупираетесь тем сильней, чем ближе несомненные свидетельстеа вашей вины. Вычуете непреодолимый бессознательный интерес к механизму разоблачения, но неможете допустить, что работать он начал в тот момент, когда вы впервыезадумались об устранении Скотниковой, и работал все эти годы. Вам нужныдоказательства его существования и его направленного стремления в эту минутунашей беседы. И я иногда понимаю вас: трудно согласиться, что гора времени, похоронившаяпод собой и не такие преступления, перемоловшая детали их в прах, смешавшая дополной неразличимости и причины и следствия, сохранит каким-то образомцелехоньким ваше дело, и неведомые стихии обнажат его, как обнажают потоки водпласты иных веков с погремушками доисторической жизни и смерти.

Понимаю я вас иногда. И, может быть, даже вы, упираясь,более правы, чем я, когда торопливо давлю на вас. Должно, очевидно,существовать время разоблачения, не укладывающееся в прокурорские санкции,плюющее на желание криминалиста сжать сроки, а также на надежду негодяев,мечтающих растянуть эти сроки на всю жизнь и еще дальше. Итак, Вигельская ждаларасправы совращенного мужа с совратительницей и, по ее слоеам, волноваласьбольше, чем на фильме «Чапаев». В том, что доктор блестяще проведет «операцию»,она не сомневалась. И вот в день, указанный на свидетельстве о смерти,Вигельский явился домой, устало поставил саквояжик с эскулапскимипринадлежностями на пол и сказал супруге, не подозревая, что она настроенатеатрализованно и таращит на него глаза, как на Гамлета, обреченного вот-вотпроткнуть шпагой Полония, или на эсерку Каплан, пробирающуюся в толпе рабочих ксвоей жертве.

– Ты представляешь? .. Скотникоеу хватил удар.Мгновенная смерть. Молодая женщина. Это бывает с людьми, подверженными половымизлишествам… Мы все должны умерить наш пыл. Поговаривают о ее патологическойжестокости и подлости…

Оставим Вигельских… Много бы я сейчас отдал за возможностьпобыть пару минут в вашей шкуре, в вашем аду и тут же выйти из этого смрадаобратно. Представляю, с каким сладостным чувством освобождения провели вы тупервую ночь, не содрогаясь от присутствия в доме покойницы, сжимая в кулаке двепрелестные жемчужины. На следующий день привезли дубовый гроб со склада, из царскихеще запасов. Вы одели Скотникову в ее китель, пошитый по-сталински, и фуражку.Бандитка двадцатых и тридцатых годов лежала в гробу, утопая в цветах и тайнесмерти. После этого вы вызвали телеграммой Электру. Правильно? .. Правильно.Затем гроб с телом Скотниковой стоял сутки в клубе управления. Затем мадампохоронили, и сейчас вы поимеете минуту, которая воздаст вам за бесконечноесчастье удачи, испытанное вами при возвращении с кладбища на партийные поминки,когда вы поддерживали сильной рукой настоящего мужчины слабую руку сиротыЭленьки.

Рябов!.. Волоките его сюда… Не бойтесь, не рассыпется…Смотрите внимательно, гражданин Гуров!.. Смотрите! Я рискую, что хватит васкондрашка, но вы смотрите! Узнаете гроб? Это – дуб мореный. Он, бывает, подвести лет в сырой земле не вянет, а в песке может цивилизацию нашу чудеснуюпережить!

Думаете, мистифицирую?., Нет! Открывайте крышку, Рябов! Авы, гражданин Гуров, не глупите, воспринимайте реальность, может, крохи пользыкакой-нибудь вытянете для себя…

Смотрите, как габардин кителька сохранился на шкелетине…Розы хранят слабый цвет. Гроб хранит тайну… фуражка смешна на черепе… Вотзаключение экспертов и фото затылочной части черепа. Взгляните. Сейчас ужесовершенно неважно, в какой именно момент вы подошли к любимой маменьке иврезали ей по темечку обернутой в мягкое железякой… Сознаетесь?.. Нет… Хорошо.Сейчас уже глупо колоться и некрасиво. Да мне и не надо… Когда Коллективашмякнулась, потеряв сознание, вы, скорей всего, окунули ее голову в ванну, и онатихо задохлась. Вы вызвали Вигельского, Отдали ему белую жемчужину. Получилизаключение. Уничтожили все следы. Просушили волосы Коллективы и уложили ее вненавистную кроватку…

Но до сих пор не пойму я, зачем спрятали вы в гробу орудиеубийства. Достань его из гроба, Рябов! Вот он, ваш гаечный ключ 24 х 28.Возьмите его в руку! Смотрите, как Интересно! Сама к нему ваша рука потянулась?На кой хрен было вам класть его в гроб? Со злорадства? Из цинизма? .. Нет! Ядумаю, что в какой-то момент, перед самым приходом чекистов, коллег Коллективы,вы, опасаясь обыска, сунули его на всякий случай под спину покойницы.

Сколько угодно мотайте своей башкой и разглядывайте ключ,как бы не узнавая. Положите его на место… Да! Сами… Склонитесь над гробом. Неотводите глаз от пустых глазниц. Можете взять в руки череп. Посмотрите натрещину в затылке и вмятость, а завтра мы полюбуемся на групповой портретсемейства Гуровых перед этим гробом.

Опять бухаетесь в ноги! Очумели вы, что ли?.. Ну что выможете дать мне взамен отказа от увлекательного зрелища совершенной мести? Нету вас таких сокровищ. Нет!. Давайте пообедаем. Кусок не лезет в горло… Будетепытать ся убедить Электру в том, что все происходящее и бывшее – туфта? ..Бесполезно. Вы это правильно сообразили. Не торопите меня быстрее кончать всюэту катавасию. Всему свой срок Но как вам все же хочется и рыбку сьесть, и нахер не сесть. Как хочется и пожить еще, и не обосраться в глазах жены и внука.С ним так совсем беда у вас будет. Плюнет в рыло. Хоронить даже не придет. Онсерьезный молодой человек.

Но ладно… Вы почему, гражданин Гуров, не интересуетесьдальнейшей судьбой папаши?. . Странно подумать, что вообще был у вас отец? ..Плохое чувство. А ведь он был. Был.

Я ведь вас нарочно отвлекал от гробешника. А то ваши глазакак-то остекленели, и я перетрухнул, что контраст между тем, каким выпредполагали увидеть закат своей сверхобеспеченной жизни, и местом, ожидающимвас в групповом портрете семейства, начисто помутит то, что я вынужден назватьвашим разумом. Итог жизни, чего уж тут говорить, херовато-синеватый, как нос уутопленника. Делом вашим уголовным я заниматься не собираюсь. Не собираюсь ятакже вызывать сюда на встречу с вами оставшихся в живых лагерников. Ониумудренно стали взрослей детской мечты о возмездии и, возможно, именно поэтомупреступникам и злодеям кажется, что в этой жизни чаще всего наказание неследует за преступлением. Следует.

Отец мне опять давеча снился. Днем. Прикорнул я, когдасидели вы и смотрели остекленевшим взглядом на гроб дубовый, сорок лет назадопущенный вами в могилу на свеженьких рушниках, конфискованных в кулацкиххатах, и явился мне Иван Абрамович. На огороде нашем дело это было.

– Ты огородом, сукин сын, занимался? Погляри, дубина,вокруг! – сказал отец.

Гляжу, и обмирает моя душа. на всех огородах и еще дальше заплетнями, чуть не до самой Одинки, бело-фиолетовое цветение картошки, и ветерподминает темную зелень ботвы, жарко донося до моих ноздрей пасленовый духполдня, и только наш огород черен. Ни взора. Черны грядки, как могилкиукропные, морковные, огуречные, черно картофельное наше поле.