– Прошу прощения, госпожа. Я подумала, дата не важна… И тут Пауль увидел на столе конверт и рывком взял его в руки. Парижский штемпель. От 18 апреля 1914 года.

За четыре дня до того, как она села в поезд на Мюнхен! То есть она наплела Дюшану, что поехала в Германию. В действительности она, видимо, сошла с поезда незадолго до отправления и осталась в Париже. Ах, Китти! Коварная маленькая плутовка!

V

Апрель 1914

39

Мари чувствовала себя ужасно. В нежно-зеленом костюме фрейлейн Катарины и изящных ботинках из темно-зеленой кожи она казалась себе самозванкой. Ко всему госпожа Алисия настояла на шляпе с фазаньим плюмажем, служившей аксессуаром к этому костюму.

– Первый раз? – усмехнулся Пауль и галантно помог ей подняться в вагон на вокзале Аугсбурга. Мари пришлось приподнять подол, поскольку железные ступеньки были крутыми, как на старомодных колясках.

– По железной дороге мне ездить не доводилось, – призналась она.

– Да еще сразу в Париж, – добавил Альфонс Бройер. – Всего около пятнадцати часов. Если считать от Мюнхена. Но все будет хорошо, вам просто нужно сидеть, поезд едет сам.

Прибыв вчера на виллу со своим еженедельным визитом, Альфонс Бройер узнал от Алисии потрясающую новость. Весь вечер посвятили планам. Иоганну Мельцеру в последний момент удалось отговорить жену от поездки, сам он тоже ни за что не хотел «соваться в эту авантюру», да и на фабрике было нужно его присутствие. Но Альфонс Бройер твердо решил ехать в Париж. Паулю, который так надеялся отправиться с Мари вдвоем, к сожалению или к счастью, пришлось с этим смириться.

Уже на следующее утро они встретились на городском вокзале, где Мари с недоверчивым видом принялась рассматривать локомотивы. Она впервые видела вблизи грохочущий чадящий поезд. Какой же гул производил этот монстр, эта неимоверная железная махина! Мари обрадовалась, когда Пауль взял ее под локоть. Но ей было неловко идти с ним так вдоль перрона – рука об руку, как пожилая пара; что о них подумает Альфонс Бройер?

Стены в купе первого класса были обиты деревянными панелями, а бархатные сиденья напоминали удобные кресла. Пауль придержал для Мари дверь, пригласил сесть возле окна и дал носильщикам на чай.

– В Мюнхене нам придется поторопиться, – предупредил Альфонс Бройер, занявший место напротив Мари. – На пересадку на экспресс до Парижа только десять минут.

Пауль выразительно посмотрел на Альфонса, тот слегка поклонился Мари и, прежде чем сесть, пробурчал что-то вроде «разрешите». Мари ответила скромной улыбкой и слегка кивнула.

– Десять минут? Легко успеем!

До чего же легким был Пауль. Как непринужденно спрашивал, где нужная платформа, как уверенно шел между бело-серых клубов пара, отыскивая правильное купе. Ничто не могло его выбить из колеи, поездка, очевидно, доставляла ему удовольствие. Мари же с трудом удавалось скрывать свою нервозность. Все было чужим – начиная с одежды, в которую ее нарядили, и до роскошного купе, в котором она не смела сделать лишнее движение, боясь испачкать бархатное сиденье. Но прежде всего ее тяготила ответственность, тяжелым грузом лежавшая на ее плечах.

– Ты ведь привезешь мне мою Китти? – рано утром сказала на прощание госпожа Алисия. – Я целиком и полностью полагаюсь на тебя, дорогая Мари. Господь воздаст тебе, девочка.

Что, если Китти откажется? Из ее письма следовало, что она зовет к себе Мари надолго. И, вероятно, не будет в восторге от приезда подруги в сопровождении брата и поклонника, которые намерены вернуть ее домой.

– Ты такая серьезная, – заметил Пауль, занявший место рядом с Мари.

Она заставила себя улыбнуться и объяснила это легкой усталостью.

– Ты переживаешь, верно?

Она кивнула. Конечно, он понимал ее состояние. Он был наблюдательным и понимал, что творится в ее душе.

– Ты не одна, Мари. – Он тихо коснулся ее руки. – Мы – я и Альфонс – рядом. Хоть моя сестра и крепкий орешек, мы убедим ее.

Она посмотрела на него: впервые в жизни она почувствовала, что не одна. Что рядом надежный человек. Защитник. Пусть даже на несколько дней, до тех пор, пока они не найдут Китти и не вернутся домой. Это было необыкновенное ощущение.

Дальнейшие разговоры были прерваны пассажирами, занимавшими места по соседству. Обменивались любезностями, один господин спрятался за страницами раскрытой «Альгемайне Цайтунг», пожилая дама уставилась на Мари и в конце концов поинтересовалась, где та покупала ткань для костюма.

– Это индийский шелк-сырец, госпожа.

На даме была черная широкополая шляпа, украшенная искусственными розами и перьями цапли. До самого Мюнхена дама сидела очень прямо на краешке сиденья, чтобы дорогие аксессуары не касались стенки купе.

По прибытии в Мюнхен в вагоне начался хаос. Пассажиры перекрывали друг другу выход, стояла ругань, чемоданы и сумки отпихивали, освобождая проход, повсюду слышались требования позвать «дежурного». Мари во всем слушалась Пауля, он был половчее Альфонса. Пока Альфонс, отдуваясь и бранясь, стоял на перроне, Пауль сумел найти двух носильщиков.

– Сюда. Вон там поезд, локомотив уже под парами!

– Проклятье! – причитал Альфонс, переходя на бег.

Но десяти минут на удивление хватило: когда молодые люди, еле дыша, прибежали к поезду, у носильщиков еще осталось время на то, чтобы спокойно уложить чемоданы в багажную сетку.

– Теперь можно ехать в полном покое, – удовлетворенно выдохнул Пауль, пока Альфонс вытирал себе лоб платком с монограммой.

– Надо было брать спальный, – проворчал он. – А так ехать всю ночь не очень удобно.

Мари понимала, что должна будет провести ночь в маленьком купе в компании двух мужчин. Как же все странно. Но все лучше, чем в спальном вагоне, где, наверное, пришлось бы раздеваться и лежать в ночной рубашке. Интересно, сколько человек помещается в спальном купе? Женщины в нем едут отдельно от мужчин? В их купе, по крайней мере, это не так.

Немного погодя она сидела вместе с Паулем и Альфонсом в вагоне-ресторане, ела омлет с шампиньонами и запивала его минеральной водой. Невероятный день, такое могло только присниться. В самом ли деле она сидела за этим прекрасным, под белой скатертью, столом, обедала, разглядывала проплывающие за окном леса и луга? Пауль занял место напротив, не отрывал от нее глаз и довольно улыбался:

– Тебе нравится? Омлет вкусный? Возьмем на десерт сырную тарелку, французский сыр превосходен.

– Как и красное вино, – добавил Альфонс, который после второго бокала бургундского пребывал в прекрасном настроении.

– Благодарю, – отказалась Мари. – Я предпочитаю минеральную воду, а вместо сыра хотела бы выпить кофе.

– Кельнер![21] Сырную тарелку, два бургундского и