Интересно, почему она не спрашивает, что делал в это время наверху Гумберт? Ну, ничего, тут она быстро сориентировалась. Сказала, что ей потребовалось по нужде. После туалета она заскочила к себе взять свежий платок, поскольку немного простужена.

– И там вы обнаружили этого типа?

Йордан кивнула. Поклявшись всеми святыми и Девой Марией.

– Я, разумеется, испугалась за мои сбережения, барышня. Вы знаете, я всегда откладываю немного денег на старость.

– А дальше? – настаивала фрейлейн. – Наверняка, вы позвали на помощь.

– Конечно. Он не был агрессивным, барышня. И когда я закричала, он испугался и выбежал. Там и столкнулся с Гумбертом.

Фрейлейн Элизабет глубоко вздохнула, на лице было написано недовольство. Вообще-то объяснение звучало очень здраво и убедительно, оно должно было ее удовлетворить.

– Гумберт ничего не сказал о том, что вы звали на помощь или о чем-то таком. Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.

Йордан почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Она недооценивала эту девушку, Элизабет гораздо опаснее своей матери. Тут поможет только нападение.

– Фрейлейн Элизабет, я на вилле служу более десяти лет. Я не заслужила недоверия!

Ее возмущение не произвело никакого впечатления. Юная леди лишь недовольно подняла брови.

– Полагаю, вы знаете этого мужчину, Мария. Если так, то для всех нас будет лучше, если вы объявите об этом открыто.

Непостижимо. Барышне удалось загнать ее в угол. Сказать правду? Хотя бы часть правды? Но тут как с вязаной шалью: потянешь за одну ниточку – распустишь всю шаль.

– Я вам клянусь, фрейлейн Элизабет, этого человека я увидала впервые. Однако я действительно кое о чем умолчала. И поступила так из христианской милости и потому, что не люблю сплетничать…

На лице молодой леди отображалась сложная игра эмоций – удовлетворение и недоверие одновременно. Она ни в коем случае не была легковерной. Действовать следовало осторожно, для Йордан это был последний шанс выйти сухой из воды.

– Выкладывайте уже, – нетерпеливо проворчала фрейлейн. – У меня сегодня еще дела.

Да какие там дела! Книжку почитать. Драгоценности в шкатулке перебрать. Прогуляться по парку.

– Мужчина приходил не из-за меня. Он хотел видеть Мари, мы ведь спим в одной комнате.

– Ма… ри? – не веря своим ушам, переспросила фрейлейн. – И что он хотел от нее?

– Он не сказал, барышня. Да я и не расспрашивала, просто вытолкала его.

– Что ж, – задумчиво посмотрела на нее Элизабет, – спрошу при случае у Мари. До тех пор храните молчание. Не хочу, чтобы моя мать узнала, нервы у нее сейчас не в лучшем состоянии.

– Само собой разумеется, фрейлейн.

Трудно сказать, поверили ей в конце концов или нет. Но одно Йордан было ясно: она сидит на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется.

– Можете идти, Мария. Ах да, почистите мою синюю накидку. Шляпу не трогайте – ею займется Мари.

38

Генриетта Хофман постучала в дверь Пауля и вошла, не дождавшись разрешения. Ее фиалковые глаза за стеклами очков были круглыми от возмущения.

– Простите, господин Мельцер. Там… господин.

– Господин?

И она протянула Паулю визитную карточку. Руки Хофман дрожали, но имя посетителя Пауль разглядеть сумел.

– Боже праведный! – воскликнул он, вскакивая с места. – Он один? Или в сопровождении…

– Он один, господин Мельцер. Позвать или вы подождете, пока господин директор вернется со своего обхо…

– Зови! – нетерпеливо приказал Пауль.

Жерар Дюшан почти не изменился. Одет все так же по последней моде, черные вьющиеся волосы аккуратно подстрижены, маленькая бородка, обрамлявшая чувственный рот. Он напоминал моцартовского Дон Жуана. Только глаза запавшие, видимо, от недосыпания.

– Знаю, вы меня не ждали, господин Мельцер…

В его улыбке читались сразу ирония, стыд и печаль. Пауль никогда не видел, чтобы человек так улыбался.

– Да уж не ждал!

Пауль тяжело дышал. Перед ним стоял человек, этот бессовестный соблазнитель, навсегда скомпрометировавший его младшую сестру. Он с удовольствием заехал бы ему по физиономии и не сделал этого только из-за странной улыбки.

– Я запятнал честь вашей сестры, – произнес Дюшан тихим, спокойным голосом. – Пострадала репутация вашей семьи. Если вы потребуете сатисфакцию, я удовлетворю ее.

Достойное предложение. Лейтенант фон Хагеман принял бы его немедля. Братья матери тоже бы не отказались. Но не Пауль.

– Вы хотите драться на дуэли со мной? – с издевкой спросил он. – Пистолеты? Шпаги?

– Вы пострадавшая сторона, и вы выбираете оружие.

Пауль уставился в черные, с искорками, глаза француза. Его захлестывал гнев.

– Что за ерунда? – проворчал он.

Он рванул со стола мраморное пресс-папье и грохнул им об пол. Пресс-папье раскололось на три части и оставило на деревянной половице уродливую трещину.

Дюшан даже не сдвинулся с места, хотя метнуть Пауль мог и в него. Жерар смотрел на осколки, потом перевел взгляд на Пауля. Оценивающий и понимающий.

– Я о многом сожалею, господин Мельцер. Но я отвечу за все, что сделал. Я готов жениться на вашей сестре, даже если отец лишит меня состояния.

Пауль почти не удивился. Какое великодушие! Его милость были готовы взять в жены Китти. Будто Мельцеры только и ждали его предложения. С другой стороны, последнее слово за Китти.

– Где моя сестра? Я хочу поговорить с ней.

Дюшан уставился на Пауля, словно тот говорил по-китайски.

– Не понимаю… – тихо произнес француз.

– Я спросил, где Китти. Вы ведь привезли ее с собой, не так ли?

Дюшан побледнел, раскрыл рот, губы затряслись.

– Но… но я думал, она… она здесь, – заикаясь, пробормотал он.

– Здесь?

Это какой-то спектакль? От Китти уже несколько месяцев ни слуху ни духу. И этот человек утверждает…

– Mon Dieu! Je l’ai accompagné à la gare. Elle est montée dans le train, j’en suis sûre…[20]

Пауль подскочил к французу, схватил его за отворот пиджака и стал трясти:

– Говорите по-немецки. Вы отвезли Китти на вокзал? Посадили в поезд? Когда? Где?

Дюшан сердито вырвался из рук Пауля, отлетев на несколько шагов назад. Ужас, который отобразился сейчас на его лице не было поддельным. Пауль ощутил громадный страх. Китти. Сестренка. Глупая маленькая сестренка…

– В Париже. Мы поссорились, и Китти решила вернуться к семье. Она ведь как ребенок, если ей взбредет что в голову… И я купил ей билет и проводил на поезд. Во вторник после Пасхи.

В голове Пауля закружились даты и цифры. Пасхальное воскресенье было двенадцатого апреля, значит, вторник – четырнадцатое. Сегодня двадцать пятое. Пресвятая Дева Мария!

– Она могла сойти у друзей, – слабым голосом произнес Дюшан. – У родственников…

Была такая крошечная надежда. Но в этом случае Китти оповестила бы Мари.

В приемной хлопнула