То же самое Гамбетта уже слышал от д’Ореля де Паладина, но он придавал куда больше значения операциям на востоке, чем в районе Луары, и, таким образом, Камбриеля ненадолго решили пока оставить в покое.

Возникла пауза, которую Вердеру нарушать не хотелось. Погода была отвратительная, его собственные войска устали, а постоянно растягивавшиеся коммуникации были под ударами «вольных стрелков». Проверив боеспособность аванпостов французов на Оньоне, ни о каких наступлениях он уже не мечтал. Вместо этого он повернул на юго-запад в долину верхней Соны и 31 октября после дня боев захватил Дижон – центр, жизненно важный для поставок, коммуникаций и престижа. Этот маневр грозил рассечь коммуникации правого крыла французов и похоронил все надежды на наступление на север от Безансона. Камбриель, все еще не оправившийся от раны и поэтому hors de combat (непригодный для боев), отказался от командования, а его преемник генерал Мишель, представлявший собой кавалерийского офицера старой закалки, куда слабее осознавал как политические, так и стратегические проблемы сложившейся обстановки. Генерал Мишель заявил, что предпринимать какие-либо операции находящимися под его командованием силами совершенно исключалось, и был готов вернуться в Лион. На своем посту он продержался пять дней, после чего Фрейсине снял его с должности. Сменивший его генерал Круза, человек уравновешенный, 8 ноября эвакуировал Безансон, но смог отойти не дальше Шаньи на участке между городами Бон и Шалон-сюр-Сон, что обеспечило ему выгодную позицию, откуда не составляло труда отразить атаки немцев в южном направлении, кроме того, оставаться в контакте с армией Луары. Несколько дней спустя генералу Круза вместе со своими войсками д’Орель де Паладин приказал соединиться с группировкой, созданной для наступления на Париж с целью его деблокады, а основная тяжесть боев с силами Вердера падала на плечи «вольных стрелков» из Кот-д’Ора под командованием Джузеппе Гарибальди. Ниже автор подробнее остановится на описании их акций.

Между тем французская армия на севере Франции, на крайнем участке левого крыла войск из провинций, также связала крупную группировку немецких войск. Равнины Пикардии и Артуа, в отличие от Вогез, явно не подходили для операций «вольных стрелков», однако сеть крепостей на бельгийской границе обеспечивала прекрасную и надежную базу, сокрушить которую могло лишь широкомасштабное наступление, а процветающая промышленная зона вокруг Лилля служила надежной экономической основой военной экономики, и через бельгийскую границу и порты Ла-Манша осуществлялись любые поставки в любом объеме. Не ощущалось и нехватки людских ресурсов, поскольку из занятых областей северо-востока прибывало большое число новобранцев, а ядро кадровых офицеров пополнялось за счет взятых в плен в Меце офицеров армии Базена и сбежавших оттуда или даже из Германии вследствие бесконтрольности с стороны охраны. Этот регион считался в известной мере независимым, и его связь с Луарой была достаточно слабой, и делегация решила назначить генеральным комиссаром Севера доктора Тетлена, врача из Лилля, который был известен как верный республиканец и быстро зарекомендовал себя решительным и умелым управленцем. Что же касалось вооруженных сил, то в октябре их взял под командование не кто иной, как сам генерал Бурбаки.

Бурбаки, потерпевший поражение у врат Меца, удостоился восторженного приема Гамбетты в Туре. Безотносительно своих политических пристрастий Бурбаки все еще считался одним из самых видных полководцев в Европе. Все же уместно было бы отметить, насколько сильно возраст (в 1870 году Бурбаки было 54 года. – Ред.) и разочарованность разрушают потенциал способного военачальника, всегда оцениваемый куда выше результатов его деяний. Гамбетта предложил ему командование Луарской армией, но Бурбаки благоразумно отказался от этого поста, который, и он это предвидел, сулил ему лишь сокрушительное поражение. Сам он считал, что уместнее будет взять командование над войсками Севера. Когда Бурбаки 17 октября выехал из Тура в Лилль, он питал надежду, что сможет сосредоточенными там силами оказать помощь находившемуся в Меце Базену. Состояние доступных на севере Франции сил предполагало, что он смог бы сформировать там из них армейский корпус численностью в 12 000 человек, включая артиллерию – 36 орудий, но по прибытии убедился, что его попросту ввели в заблуждение. Во-первых, едва только сформированные части и подразделения без промедления перебрасывались к Луаре, и Бурбаки сумел этому воспрепятствовать, лишь пригрозив отставкой. Во-вторых, бегло осмотрев доступные силы, он, как и д’Орель де Паладин и Камбриель, пришел к заключению, что потребуется не один месяц боевой подготовки для превращения их в солдат, способных сразиться с пруссаками. Пока же они, по его мнению, были способны лишь к участию в чисто оборонительных акциях под защитой артиллерии крепостей. Республиканцам подобный пессимизм, как и взгляды Камбриеля в Безансоне, были явно не по душе, а Бурбаки предстояло сотрудничать именно с ними. Они, как и Гамбетта, были одержимы лишь идеей как бы поскорее прийти на выручку своим товарищам в Париже и в колебаниях Бурбаки усматривали самые сомнительные побуждения. Он был фаворитом имперского правительства, его свиту все еще составляли придворные императора, к тому же так и не было представлено более или менее внятного объяснения его бегства из Меца. После капитуляции Базена положение Бурбаки стало невыносимым. Молниеносно распространявшиеся слухи о нелояльности Бурбаки находили выражение в клевете и всякого рода демонстративных проявлениях неприязни. С величайшим трудом Бурбаки уговорили предпринять 14 ноября наступление через Амьен на позиции немцев в Бове и Клермоне, но едва он начал это наступление, как Фрейсине, уступив требованиям его противников, отозвал Бурбаки в Тур.

Диспозиция французских армий в течение октября представляет собой множество весьма любопытных стратегических комбинаций. Главным немецким армиям, плотным кольцом окружившим крепость Париж, французы угрожали с трех различных направлений. Каждая из трех групп французских сил была в целом самостоятельна и независима. Французская группировка в Лилле и Амьене рекрутировалась за счет новобранцев и поставок с промышленного севера Франции, Великобритании и Бельгии, луарская группировка – с юго-востока страны и портовых городов побережья Атлантики, войска в долинах Соны и Ду – из Лиона, центральных районов Франции и Марселя. Разгром и устранение любой из этих группировок и занятие отбитых у них территорий, откуда осуществлялось их снабжение, потребовало бы от Мольтке всех имевшихся в его распоряжении сил, за исключением осаждавших Париж, причем разгром одной отдельно взятой группировки французов вовсе не означал, что две оставшиеся будут сидеть сложа руки. Действуя как автономно, так и в унисон, французские армии, при наличии достаточно высокого уровня профессионализма, вполне возможно, смогли бы с треском провалить замыслы немцев, и их многочисленные военные советники были почти единодушны в мнении о том, что нецелесообразно предпринимать военные операции до того, как пресловутый уровень профессионализма будет достигнут. Но времени на достижение и оттачивание профессиональных навыков не оставалось – Париж необходимо было вызволять из лап немцев до того, как голод обречет столицу капитулировать. Еще большее давление на Гамбетту оказало известие от Фавра 21 октября о том, что Трошю на ноябрь планирует прорыв сил из Парижа, рассчитывая на поддержку провинциальных армий. Это требование об оказании прямой помощи шло вразрез с планами Фрейсине бросить основные силы французов на правый фланг на востоке Франции и перейти в наступление, которое не только перережет коммуникации немцев, но и освободит Мец. Такая операция должна была занять слишком много времени. Бросок на левом фланге во взаимодействии с Луарской и Северной армиями, с последующим их соединением в Руане и нанесение их силами удара под командованием Бурбаки в долине Сены представлялись более перспективными – они открывали больше возможностей. Но Бурбаки этот вариант не одобрял. Как он указывал, весьма непросто взять и бросить в бой необученные войска (впрочем, то же самое можно было сказать и в отношении любого наступления, предпринятого силами провинциальных армий), такая операция предполагает продолжительный марш вблизи смелого и инициативного врага на фланге, и успех ее зависел бы от тесного взаимодействия с гарнизоном Парижа, которое, учитывая все обстоятельства, не могло и рассматриваться. Если ему прикажут, заявил Бурбаки, он готов предпринять эту операцию; но, приняв его аргументы, Гамбетта и Фрейсине спасовали. Вместо этого они обратили свое внимание к единственной остававшейся возможности наступления – отбить у противника Орлеан и нанести прямой удар по Парижу с юга.