Формирования французских войск, заняв оборону, вынудили немцев развернуться и затем поспешно отойти к своим тыловым колоннам войскового снабжения. Перед лицом столь активно действовавшего врага и столь же активного населения, настроенного весьма враждебно к немцам, прусская кавалерия не решилась смело атаковать, как это имело место тремя месяцами ранее в Лотарингии, и в течение почти двух недель великий герцог Мекленбургский кружил по серой, унылой и поливаемой дождем сельской местности от Дрё до Ножан-ле-Ротру и у Ле-Мана в поисках противника, постоянно от него ускользавшего.

Боевой дух войск великого герцога Мекленбургского никогда не был слишком уж высоким, а тут стал стремительно и угрожающе снижаться. Войска, покинувшие открытые равнины Боса, где противник был заметен издалека и его не составляло труда подавить артиллерийским огнем, теперь продвигались по поросшей мелколесьем местности, идеальной для засад. Марши были продолжительными, нередко по вязкой грязи и в проливной дождь. Обувь и снаряжение приходили в негодность, но заменить их было нечем. В конце концов пруссаки дошли до того, что стали переобуваться в крестьянские сабо, подкладывая в них солому, и колонны изо дня в день удлинялись – на реквизированных повозках перевозили тех, кто уже не держался на ногах. Вскоре все убедились, что первоначальная оценка Мольтке намерений французов оказалась совершенно неверной. Центр сил французов не сместился от Луары. Поэтому 22 ноября Мольтке приказал частям великого герцога Мекленбургского, пробивавшимся к Ножан-ле-Ротру, оставить силы прикрытия для осуществления контроля в западном направлении и следовать на юг к Божанси для соединения с силами Фридриха Карла. Если взглянуть на это решение с чисто военной точки зрения, оно было мудрым. Мольтке находился слишком далеко, чтобы осуществлять эффективный контроль над двумя армиями, и назначение Фридриха Карла главнокомандующим всем театром военных действий представлялось разумным выходом из положения. Но оба кузена короля явно недолюбливали друг друга, сотрудничали неохотно и неумело, и когда части великого герцога Мекленбургского возвратились в район Орлеана, операции двух этих группировок явно не отличались скоординированностью.

Теперь французы уже реагировали на маневры немцев. Фрейсине считал наступление великого герцога Мекленбургского довольно масштабной операцией, представлявшей угрозу, главным образом, Туру, и он поспешно сосредоточил в Шатодёне силы для обороны города, получившие название 17-го корпуса. Командующим этим корпусом д’Орель де Паладин назначил энергичного, молодого генерала регулярной армии де Сони, и де Сони понял, что если кто и оказался под угрозой, то сам великий герцог, продвигавшийся на запад через французский фронт со своими настежь открытыми для контрудара с юга коммуникациями. 25 ноября в ходе маломасштабной наступательной операции из Шатодёна де Сони вышел на баварскую колонну войскового подвоза, которую преследовал до самого Бру. В какой-то момент он даже собрался продвинуться к Ножану и перерезать коммуникации великого герцога Мекленбургского. Силы немцев теперь протянулись между Отоном и Савиньи. Де Сони находился в Бру у них в тылу слева, что, по сдержанному заключению баварского официального историка, «было по меньшей мере весьма странным». Но дело было в том, что и у де Сони, и у Фрейсине просто сдали нервы. 26 ноября де Сони поспешно отступил на юг, оставив Шатодён, и загнал свои силы в лес Форе-де-Маршнуар. С почти комической одновременностью великий герцог Мекленбургский, вызванный безапелляционной телеграммой от Фридриха Карла, отвел свои ничуть не менее измотанные войска из выступа, куда их направил, и повернул на восток.

В главной ставке короля за передвижениями великого герцога наблюдали с растущим неодобрением. К 26 ноября, согласно приказу Мольтке от 22 ноября, великий герцог Мекленбургский должен был быть в Божанси и готов принять участие в наступлении на Орлеан. Но вышло так, что он все еще оставался куда ближе к Ле-Ману, нежели к Божанси со своими потрепанными в схватках с французами войсками и опасно пролегавшими через фронт французской армии коммуникациями. Было также ясно, что некомпетентность штаба герцога, состоявшего в основном из представителей его же личного окружения, замедляла передвижение его группировки и усугубляла тяготы солдат и офицеров. Таким образом, 26 ноября Мольтке подчинил великого герцога Мекленбургского непосредственно Фридриху Карлу и на следующий день направил начальника его интендантской службы генерал-интенданта фон Штоша для вступления в должность начальника штаба великого герцога. После того в деятельности группировки великого герцога Мекленбургского наметилось существенное улучшение.

Великий герцог Мекленбургский был не единственным войсковым командующим, за задержками которого столь пристально следили из Версаля. Авторитет Фридриха Карла также стремительно снижался. Его очередная задача была чисто оборонительной, и он все время колебался переходить в наступление. И в том, что это на самом деле оказалось непросто, даже труднее, чем ему представлялось раньше, Фридрих Карл убедился, проинспектировав сосредоточенные в Орлеанском лесу войска. Ему предстояло атаковать численно превосходящего врага, действовавшего среди сочувствующего населения и занимавшего сильные оборонительные позиции, – врага, весьма отличного от малочисленных, плохо организованных сил, которые фон дер Танн легко и просто отмел в сторону в минувшем месяце. Кроме того, донесения о передвижениях французских войск свидетельствовали о том, что д’Орель де Паладин и сам планирует атаковать. Мольтке, обычно готовый переоценить проницательность противника, считал подобный вариант маловероятным, однако указал Штиле, что куда желательнее было бы противнику атаковать самому. «В этом случае ему придется выйти на открытую местность, – писал он, – где Ваше превосходство в артиллерии и кавалерии проявится наиболее эффективно». И Фридрих Карл ограничился на тот момент патрулированием и сбором сведений, на что Мольтке скрепя сердце согласился.

Имелась и более серьезная причина задержек 2-й армии: принципиальные разногласия Фридриха Карла и Мольтке относительно кампании у Луары в целом. Мольтке был встревожен вопросами обороны линии блокады Парижа и надвигавшимся наступлением Луарской армии д’Ореля де Паладина. Фридрих Карл видел свою задачу в разгроме французской армии, а его никак нельзя было достичь лобовыми атаками, в результате которых д’Орель де Паладин оказался бы просто отброшен за Луару. Только наступление с охватом коммуникаций противника возымело бы желаемый эффект – бросок сил 2-й армии на юго-запад через Шатонеф и Жьен в направлении Буржа и группировки великого герцога Мекленбургского на юго-восток для нанесения удара в тыл д’Ореля де Паладина. Поэтому Фридрих Карл воспринял распоряжения Мольтке о лобовой атаке весьма сдержанно, и, возможно, был прав. Если бы операции осуществлялись, как планировалось, кампания завершилась бы уже к концу ноября и французы, и немцы были бы избавлены от бессмысленных страданий двух страшных месяцев на реках Ду и Сарта.

Эти взгляды не разделяли в Версале. Озабоченность короля положением своих войск росла с каждым днем, и на какой-то момент его доверие к Мольтке пошатнулось. Он решил получить независимое представление о происходящем на Луаре и 25 ноября втайне от Мольтке направил знающего молодого офицера, полковника фон Вальдерзее, бывшего военного атташе Пруссии в Париже и возможного преемника Мольтке на посту начальника штаба, в штаб 2-й армии доложить ему обстановку и указать Фридриху Карлу на серьезные последствия для немецкой армии в целом, если тот позволит себе потерпеть поражение. Прибытие Вальдерзее дало Фридриху Карлу возможность направить королю убедительный отчет о своих действиях и соображениях. О том, что было бы весьма неразумно, располагая силами численностью менее 50 000 человек, ринуться в удерживаемый значительными силами Орлеанский лес. Кроме того, французы с большой долей вероятности могли бы нанести удар из Верхней Луары на Фонтенбло, и это обстоятельство вынуждало его сохранять силы рассредоточенными. Фридрих Карл признался, что не располагает сведениями о местонахождении основных сил французов. Немецкая кавалерия была куда более робкой в разведке, чем летом. Фридрих Карл считал, что со стороны французов было бы непростительной глупостью отважиться на риск, «но мы в ходе этой кампании уже сталкивались с весьма удивительными вещами – я имею в виду приказ от Парижа Мак-Магону выручать Мец, что в конечном итоге привело к Седану. То есть теперешние распоряжения этих «адвокатов» вполне могут строжайше предписать Луарской армии, невзирая ни на что, предпринять наступление на Париж», и в этом он был, разумеется, стопроцентно прав.