Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пары ложек, наверное, хватит? — с сомнением спросила Марта скорее у себя, чем у мужчины, потому что он вряд ли мог ей сейчас ответить. Она скормила ему ещё три полных унижения ложки, после каждой из которых Коул начинал чувствовать себя всё более и более раздавленным морально.
Когда девушка наконец поднесла к его губам чашку с ядом, он был безмерно ей благодарен за прекращение этой странной пытки. Но вместе с первым же глотком он вдохнул и её странный аромат, смачно чихнув, разбрызгивая практически всё содержимое чашки.
— Чёрт! — воскликнула Марта и отпрянула, забирая с собой чашку. — Да что с тобой такое?!
— Я не специально, — прохрипел Коул. Удивительно, но уже от первого глотка ему стало легче. Он буквально ощутил, как в его голове начало проясняться и как бешеная паника, которая преследовала его до этого, отступила. Он даже не осознавал, как сильно паниковал, но теперь всё стало предельно ясно. Коул глубоко вздохнул, испытывая невероятное облегчение. — Ты странно пахнешь.
— Чего? — Марта выпучила глаза, полностью обескураженная его заявлением. — Совсем что ли? Я ничем не воняю!
— Я не говорил, что ты воняешь! Просто от твоих духов в носу щекочет, — голос Коула окреп, и ему стало легче говорить; хрипота бесследно исчезла.
Марта нахмурилась и, приложив руку к носу, понюхала её, затем пожав плечами.
— Я не пользуюсь духами и уж точно ничем не пахну. У тебя глюки, — она посмотрела на кружку и взболтала остатки содержимого. — На, допивай, что есть.
Коул забрал чашку из её рук без особых усилий. Он снова с завидной лёгкостью контролировал своё тело, словно ничего из того, что было всего пару минут назад, и вовсе не происходило. В два глотка он осушил кружку и отдал её Марте. Коул взял поднос с нетронутым мясом и остатками картошки и поставил его на колени.
— Спасибо за еду, — буркнул он и с жадностью накинулся на блюдо.
Марта пожала плечами и вытерла свои мокрые перчатки о мягкие подлокотники кресла.
— Я просто подумала, что ты не привык питаться так, как мы.
— Одними яйцами и полуфабрикатами?
Марта подтянула колени к груди, полностью спрятав ноги под пышной юбкой, и положила на них подбородок.
— Что поделать, я не сильна в готовке и никогда не была, собственно, как и отец. После маминой смерти я ещё пыталась что-то готовить, но чуть трижды не спалила всю кухню. Как-то жарила рис, но, как выяснилось, вода, масло и огонь — вещи несовместимые. В рецепте было написано сначала обжарить рис на растительном масле и, когда он станет светло-коричневым, влить немного воды… ну и… собственно, когда я начала вливать… всё полыхнуло, — Марта всплеснула руками, показывая объём взрыва. — Такая вот была моя последняя попытка что-то приготовить.
Коул не совсем понимал, зачем девушка ему это рассказывает, но счёл за благо промолчать. Он просто продолжал есть и ждать, когда она скажет что-то ещё. После слов Марты в комнате повисла какая-то гнетущая тишина, которая в обычном разговоре обычных людей с лёгкостью наполнилась бы смехом и ответным комментарием их разряда «ну ты и неумеха!».
Коул оторвался от еды и выжидающе посмотрел на Марту, а та, закусив нижнюю губу, смотрела на него. Коула удивила неуверенность в её взгляде. Он никак не ожидал столкнутся именно с этой эмоцией. В его глазах Марта всегда была холодной и надменной, но никак не неуверенной. В чём она сомневалась? В своём желании излечить его? Жалела, что не убила его?
— Не смотри на меня так. Я сама не знаю, почему рассказываю тебе об этом. Просто… Мегги считает, что ты так озлоблен и желаешь моей смерти только от незнания.
— Незнания чего?
— Меня. То есть, не меня лично, а моей семьи. Того, что связывает нас. Если честно, это даже смешно, — она запустила руку в волосы и взъерошила их, а Коул снова чихнул. Марта хмыкнула. — Мама говорила, что если человек чихает после того, как ты что-то сказала, то он полностью с тобой согласен.
— Так вон оно что, — протянул Коул. — Небось специально обмазалась чем-то, чтобы я чихал в твоём присутствии.
— А вот и нет, — усмехнулась Марта. — Но в следующий раз обязательно так и поступлю. Может, у тебя аллергия?
— Точно. На тебя.
Марта недовольно поджала губы.
— Можно было и не грубить, — она вскочила с кресла. — Наверное, Мегги всё-таки ошиблась, и ты просто упёртый баран, для которого любая ведьма, как красная тряпка. Перед носом помахали — и он уже бежит сломя голову. А то, что тряпка не красная, а бордовая — факт незначительный.
Девушка запустила руку в карман кардигана и, достав оттуда сложенный пополам тетрадный лист, кинула его на кровать.
— Это от Мегги. Не знаю, зачем я его тебе вообще отдаю, ведь и дураку понятно…
— Понятно что? — перебил её Коул, не в силах больше слушать эту странную тираду.
— Что ты не будешь читать.
— Неправда, — отрезал Коул и демонстративно взял листок и развернул его. Там оказались названия книг, а рядом с каждым названием нарисованы ярко-розовым маркером квадратики.
Он понимал, что поступает исключительно Марте назло и никак иначе. После её возмущённой речи ему до безумия хотелось разбить её представления о чём бы то ни было.
— Дай ручку.
Марта резко открыла прикроватную тумбочку и достала оттуда карандаш. Его она тоже швырнула на кровать, даже не удосужившись передать Коулу в руки. Вот и спала её маска терпения. Наружу вышла злобная ведьма. Коул принялся закрашивать квадратики у рандомных книг, даже не читая названий, но старательно делая самый заинтересованный вид, словно в мире не было ничего важнее маленького клочка бумаги в его руках.
Всё это время Марта стояла и ждала, а Коул искоса наблюдал за ней краем глаза. Она сжимала и разжимала кулаки, стараясь подавить свой гнев, а мужчина глупо и по-детски затягивал процесс, стремясь разозлить её ещё больше. Хотя это было чистой воды безумием — злить ведьму, но он не мог отказать себе в этом удовольствии.
Наконец, когда осталось только одно не закрашенное оконце, он решил остановиться. Всё-таки было бы странно, если бы он закрасил их все. Сразу бы стало понятно, насколько наиграны его действия, а так ведьма ещё может поверить в благие мотивы его поступков.
Он поднял голову и посмотрел Марте прямо в глаза, в которых плескалось чистое бешенство без малейшей примеси каких-либо других эмоций.
— Держи, — он протянул ей