Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Говори.
— Лучше быть безжалостным с прошлым. Важны не те удары, откоторых мы погибаем, а те, после которых мы выжили. А теперь слушай— радисвоего же рассудка, если не жизни: не смотри на нее!
Женщина в красном платье произнесла последние словаэмоциональной скороговоркой. Не прошло и минуты, как Рози снова предстала передсветловолосой. Она уставилась взглядом на кайму хитона Мареновой Розы и снованевольно сжала одеяло с девочкой, спохватившись, когда малышка заерзала инедовольно замахала крошечной ручонкой. Девочка проснулась и смотрела на Рози сживым интересом. Глаза ее сияли той же голубизной, что и умытое ливнем небо надхолмом.
— Ты справилась с моим поручением. Хвалю, — произнес низкийчувственный голос. — Благодарю тебя. А теперь дай мне ребенка.
Мареновая Роза протянула руки. По ним проскальзывали неясныетени. И Рози заметила кое-что, понравившееся ей еще меньше: между пальцамиженщины пробивалась густая серо-зеленая растительность, похожая на мох. Иличешую. Не осознавая, что делает, Рози крепче прижала девочку к груди. В этотраз малышка начала возмущенно вертеться в одеяле и коротко вскрикнула.
Коричневая рука опустилась на плечо Рози.
— Говорю тебе, все в порядке. Она не причинит ей боли, а ябуду заботиться о ней все время, пока наше путешествие не закончится. До концаосталось совсем немного, а потом она передаст девочку… впрочем, остальное тебяне касается. Какое-то время, однако, ребенок будет принадлежать ей. Отдай ее.
Чувствуя, что совершает самый тяжелый поступок в своейжизни, хотя тяжелых поступков в ней не счесть, Рози положила завернутого водеяло младенца на протянутые руки. Раздался слабый радостный возглас, ипятнистые руки приняли ребенка. Девочка подняла глаза к лицу, на которое Розине отваживалась взглянуть… и засмеялась.
— Да, да, — заворковал сладостный чувственный голос, и былов нем что-то от нормановской улыбки, что-то такое, от чего Рози захотелосьзакричать во весь голос. — Да, милая, там было темно, правда? Темно и холодно иплохо, о да. Мама знает.
Страшные руки прижали младенца к мареновой ткани хитона.Дитя посмотрело вверх, улыбнулось, затем положило головку на грудь матери иснова закрыло глаза.
— Рози, — сказала женщина в хитоне. Голос ее прозвучалотрешенно. Это был голос деспота, который вскоре станет повелеватьбесчисленными воображаемыми армиями.
— Да, — прошептала Рози.
— Настоящая Рози. Рози Настоящая.
— Д-да. Н-наверное.
— Ты помнишь, что я сказала тебе перед тем, как тыотправилась в храм?
— Да, — ответила Рози. — Хорошо помню. — Ей отчаяннохотелось забыть слова Мареновой Розы.
— И что же? — требовательным тоном переспросила МареноваяРоза. — Что я тебе сказала, Рози Настоящая?
— Я плачу.
— Да, я плачу. Тебе было плохо там, в темноте? Тебе былоплохо, Рози Настоящая?
Она задумалась над ответом.
— Да, но хуже всего было у ручья. Мне так хотелось напиться!
— Много ли в твоей жизни такого, о чем ты хотела бы забыть?
— Да. Думаю, да.
— Твой муж?
Она кивнула.
Женщина, прижимающая спящего младенца к груди, заговорила состранной бесстрастной уверенностью, от которой у Рози сжалось сердце.
— Он не будет твоим мужем.
Рози открыла рот, но обнаружила, что лишилась дара речи.
— Мужчины — звери, — равнодушно продолжала Мареновая Роза, —Одних можно отучить от жестокости и затем приручить. Другие не поддаютсядрессировке. Почему, сталкиваясь с такими — дикими, — мы должны чувствоватьсебя обманутыми или проклятыми? Почему должны сидеть в придорожной пыли — или вкресле-качалке у кровати, если на то пошло, — оплакивая свою судьбу? Следует ливосставать против нашего ка? Нет, потому что ка — это колесо, на которомвращается мир, и любой мужчина, любая женщина, попытавшиеся воспротивиться егоходу, попадут под него. Но и с дикими зверями можно справиться. И нужноприступать к этому с сердцем, полным надежд, ибо следующий зверь можетоказаться совсем другим.
«Билл не зверь», — подумала Рози, зная, что никогда неотважится произнести это вслух в присутствии сумасшедшей женщины. Легкопредставить, как та схватит ее за плечи и зубами вырвет горло.
— Как бы там ни было, звери станут сражаться, — сказалаМареновая Роза. — Так они устроены — всегда пригибают головы к земле ибросаются друг на друга, чтобы
проверить, у кого крепче рога. Ты понимаешь?
Рози подумала, что действительно понимает, о чем говоритженщина в хитоне, и понимание потрясло ее до глубины души. Она поднесла руку корту и прикоснулась пальцами к губам. Губы показались ей сухими и горячими, какв лихорадке.
— Не будет никакого сражения, — запротестовала она, — Небудет никакого сражения, потому что они даже не знают друг друга. Они…
— Звери станут драться, — повторила Мареновая Роза и затемпротянула Рози какой-то предмет. Ей понадобилось несколько секунд, чтобысообразить: та предлагает ей золотой браслет, который был надет на ее правойруке чуть выше локтя.
— Я… я не могу…
— Бери, — приказала женщина в хитоне с неожиданнойнетерпеливой резкостью,
— Бери же, бери! И перестань ныть. Ради всех богов, которыекогда-то существовали и будут существовать, прекрати свое жалкое овечьеблеяние!
Рози вытянула дрожащую руку и взяла золотой браслет. Хотя доэтого украшение находилось на теле женщины, металл оставался холодным. «Еслиона прикажет мне надеть его, я не знаю, что сделаю.», — подумала Рози, ноМареновая Роза не предложила ей надеть украшение. Вместо этого она указалапальцем на оливковое дерево. Мольберт исчез, и картина — как и та, что виселана стене ее комнаты — выросла до огромных размеров. К тому же она изменилась.Это была все та же ее комната на Трентон-стрит, но теперь Рози не увидела наней женщины, повернувшейся лицом к двери. Комната погрузилась в темноту. Лишьпрядь светлых волос и голое плечо позволяли заключить, что кто-то спит накровати, укрывшись одеялом.
«Это я, — удивилась Рози. — Я сплю и вижу этот самый сон».
— Иди, — велела Мареновая Роза и слегка подтолкнула ее взатылок, Рози сделала шаг к картине, прежде всего потому, что хотела избавитьсядаже от самого легкого прикосновения холодной и жуткой руки. Остановившись, онауслышала — очень слабый — шум автомобильного движения. В высокой траве у ее ногпрыгали сверчки. — Иди, маленькая Рози Настоящая! Спасибо тебе за то, что спасламоего ребенка.