«Сейчас не твое время, подруга? Не полнолуние для тебя?»

— Что? — переспросила она пустую комнату. — При чем здесьлуна?

И снова что-то мелькнуло, на мгновение зацепилось за краешексознания и исчезло прежде, чем она успела схватиться за уплывающую мысль. Онаопустила голову, осматривая себя, и нашла ключ к разгадке по крайней мере однойтайны. В верхней части правого бедра она увидела царапину — судя по виду,довольно глубокую. Очевидно, отсюда и появилась кровь на простыне.

«Как я умудрилась расцарапать себя во сне? Неужели?..»

В этот раз возникшая в голове мысль задержалась чуть дольше,вероятно потому, что это была и не мысль, собственно, а образ. Она увиделаобнаженную женщину — себя саму, — осторожно пробирающуюся по тропинке, по обеимсторонам которой рос колючий кустарник. Включив душ и протягивая руку, чтобыпроверить температуру воды, Рози поймала себя на том, что размышляет надпроблемой: могут ли на теле человека произвольно, сами собой возникать раны икровотечения во время сна, если сон достаточно ярок? Броде как у религиозныхфанатиков, которые усилием воли заставляют кровоточить свои ладони и ступни.

«Стигматы? Не хочешь ли ты сказать, что в довершение ковсему у тебя открылись стигматы?»

«Ничего я не хочу сказать, — сердито ответила она на свойвопрос, — потому что я ничего не соображаю». Все верно. Пожалуй, она еще моглабы поверить — с огромным трудом, правда, — что царапина способнасамопроизвольно появиться на теле спящего человека в том месте, где емуприснилась царапина. В конце концов, это только лишь царапина, и еевозникновение, пусть с большой натяжкой, все-таки объяснимо. Что совершеннонепонятно, так это исчезновение ночной рубашки. Не могла же она растворитьсятолько потому, что ей приснилось, будто она голая?

(«Снимай свою одежку»)

(«Я не могу! Под рубашкой больше ничего нет!»)

(«3амолчи и делай, что сказано…»)

Призрачные голоса. В одном она угадала собственный, но комупринадлежит другой?

Впрочем, какая разница? Да никакой. Она просто разделась восне, вот и все, или сняла во время короткого пробуждения, которое она теперьпомнит не лучше, чем странный сон, где она бежала в темноте по лабиринту илипереправлялась через черный ручей по белым камням. Она сняла ночную рубашку, ипозже та обнаружится где-нибудь, скомканная, под кроватью или под подушкой.

— Ну конечно. Если только я не съела ее и не выбро…

Она убрала из-под струи воды руку и с озадаченнымлюбопытством посмотрела на нее. Кончики пальцев были в красновато-пурпурныхпятнах, более яркие следы того вещества, которое испачкало пальцы, оставалисьпод ногтями. Она медленно поднесла руку к лицу, и внутренний голос — в этот разявно не принадлежавший миссис Практичность-Благоразумие, которую она легкоузнавала бы, — окликнул ее с заметной тревогой: «Не вздумай попробовать вкусплодов, не подноси ко рту даже пальца той руки, которая прикоснется к семенам!»

— Каким семенам? — испуганно спросила Рози. Она понюхалапальцы и ощутила слабый, едва уловимый аромат, напомнивший ей о печеныхбулочках и сладкой сахарной патоке. — Какие семена? Что случилось прошлойночью? Это про…

Усилием воли заставила себя замолчать. Она знала, чтособирается спросить, но не хотела, чтобы вопрос прозвучал вслух и повис ввоздухе: «Это происходит до сих пор?»

Она забралась под душ, отрегулировала воду до самой горячей,какую выдерживало тело, затем схватилась за мыло. С особенной тщательностьюпринялась оттирать руки, стараясь удалить даже мельчайшие следы мареновых пятенс пальцев и из-под ногтей. Затем принялась мыть голову, напевая. Курт предложилей в качестве вокальных упражнений исполнять детские песенки в разныхтональностях и голосовых регистрах, и именно этим она и занялась, стараясь неповышать голоса, чтобы не потревожить соседей. Когда спустя пять минут Розивышла из душа и взяла полотенце, ее тело приобрело вид обычной человеческойплоти, утратило прежнее сходство с неуклюжим сооружением из колючей проволоки ибитого стекла. Да и голос восстановился почти до нормального.

Рози начала было натягивать джинсы и футболку, затемвспомнила, что Робби Леффертс пригласил ее на ленч, и переоделась в новую юбку.Потом уселась перед зеркалом, чтобы заплести волосы в косу. Работа продвигаласьмедленно, потому что болели и спина, и руки, и плечи. Горячая вода улучшилаположение, но не исправила его окончательно.

«Да, для своего возраста это был довольно крупный ребенок»,— подумала она мимоходом, настолько увлеченная процессом придания своим волосамправильной формы, что ее мозг не отреагировал на мысль. Но потом, когда ужеприближалась к концу, глянула в зеркало и увидела нечто, от чего ее глазамгновенно округлились. Все остальные мелкие несоответствия утра мгновенноулетучились из сознания.

— О Боже! — произнесла она слабым сдавленным голосом.Поднявшись, пересекла комнату, с трудом переставляя бесчувственные, какпротезы, ноги.

Во многих отношениях изображение на полотне оставалось такимже. Светловолосая женщина с косой, свисающей вдоль спины, по-прежнему стояла навершине холма, но теперь ее поднятая левая рука действительно заслоняла глазаот солнца, потому что нависавшие над холмом грозовые тучи исчезли. Небо надголовой женщины в коротком одеянии приобрело выцветший голубоватый оттенок, какпосле дождя в душный июльский день. Вверху кружило несколько темных птиц,которых раньше не было, но Рози не обратила на них внимания.

«Небо голубое, потому что ливень закончился, — решила она. —Он прошел, пока я находилось… ну… пока я находилась в другом месте».

Все ее воспоминания о том — другом — месте сводились к двумощущениям: там было темно и страшно. Этого оказалось достаточно; она не желалавспоминать еще что-то и подумала, что, наверное, ей совсем не хочется делатьдля картины новую раму. Она поняла, что передумала, что завтра не станетпоказывать картину Биллу, даже не обмолвится о ней ни единым словом. Будетплохо, если он заметит, что мрачное предгрозовое небо превратилось вподсвеченный ленивыми лучами солнца голубой небосклон, да, но еще хуже, если онсовсем не обнаружит перемен. Тогда останется только одно объяснение: она сошлас ума.

«И вообще, я теперь совсем не уверена, что мне нужна этакартина. Она меня пугает. Хочешь услышать веселенькое предположение? Мнекажется, в ней живут привидения».

Рози подняла холст без рамы, неловко держа его за краяладонями и не давая сознательной части разума пробиться к мысли,

(осторожнее, Рози, не упади в нее)

заставившей ее обращаться с картиной с такой осторожностью.Справа от выходящей в коридор двери располагался небольшой встроенный шкаф,пустой до сих пор, если не считать пары туфель без каблуков, которые были наней, когда убежала от Нормана, и нового дешевого синтетического свитера. Чтобыоткрыть дверь шкафа, ей пришлось опустить картину на пол (разумеется, оназапросто могла бы зажать ее под мышкой, освободив другую руку, но почему-то ейне захотелось прижимать картину к себе). Открыв дверцу шкафа, Рози сноваподняла картину и какое-то время смотрела на нее не мигая. Солнце. Эта новаядеталь, которой прежде не было… И большие черные птицы в небе над храмом, ихтоже, вероятно, не было, но не произошли ли в картине еще какие-то изменения?Ей казалось, что произошли, и она неожиданно подумала, что не может обнаружитьих, потому что дело не в новых деталях, а в исчезновении старых. Чего-то нехватало. Чего-то…