первой же редакции (1824) этих слов нет. [См. Пушкин, Поли. собр. соч., т. 3, 685, 1170; Н. Синявский и М. Цявловский, Пушкин в печати, М.: Соцэкгиз, 1937, 47; Ф. Глинка, Избр. произведения, Л.: Сов. писатель (Большая серия БП), 1957, 469.]

Возникнув среди поэтов второй величины и эпигонов (Блестит чертог, горит елей [А. Майков, Эпикурейские песни]; Сияют пышные чертоги [Д. Ратгауз, Пир Петрония]), фраза эта постепенно стала популярной поэтической цитатой. Ср. описание гусарской вечеринки: «Чертог сияет, суетятся денщики» [В. Н. фон Дрейер, На закате империи, 143].

Ироническое словоупотребление «чертог» в смысле «жилище», видимо, было в ходу в 1920-е гг. Ср.: «Я-то возле своего чертога стою, а вам еще по такой погоде идти…» [разговор в: Заяицкий, Баклажаны]. В русском переводе (1927) романа Ж. Жироду квартира одного из персонажей именуется «чертог Вальдена» [Зигфрид и Лимузэн, гл. VI; в оригинале «lа demeure de Walden»].

См. другие эхо из того же пушкинского стихотворения в примечании 6 выше и в ДС 26//2.

14//20

Тут было все: арбузные груди… — Заведомый штамп, ср.: «Пришла Евфимия, груди у нее выдавались, как два арбуза» [М. Горький, Н. А. Бугров // М. Горький, Портреты]; «Подходит баба с арбузами вместо грудей» [И. Эренбург, Испорченный фильм // И. Эренбург, Шесть повестей о легких концах]; «Груди, напоминающие перезрелые тыквы» [Слезкин, Козел в огороде, 1927, гл. 6]; «Дама, пышная, словно держала две дыни за пазухой» [Леонов, Вор, 134].

14//21

Вдовица спит и видит сон. Жаль было будить… Пришлось оставить любимой записку… — Архетипическим фоном этого эпизода является мотив «женщины, покидаемой ради долга», представленный, например, историей Энея и Дидоны. Странствующий герой готов связать свою судьбу со встреченной женщиной, но затем вспоминает о своей миссии и вновь пускается в путь. В романе мотив долга пародийно отражен в виде мнимых докладов Бендера в Новохоперске и Малом Совнаркоме. Дополнительная параллель в ДС с «Энеидой» в том, что в обоих случаях героиня — вдова и предается гаданию о своем любовном будущем [IV.63–64; ДС 10]. Другие античные сюжеты этого типа: Тезей и Ариадна, Одиссей и Калипсо, аргонавты и женщины Лемноса [Аполлоний, Аргонавтика, песнь 1]. Примеры из русской литературы: Пушкин, «Арап Петра Великого» (Ибрагим и графиня D.); А. Блок, «Соловьиный сад»; А. Платонов, «Глиняный дом в уездном саду», «Фро»; В. Каверин, «Скандалист» (профессор Ложкин и жена). В большинстве эпизодов данного типа герой покидает женщину ночью или на рассвете, когда она спит, что символизирует, с одной стороны, различие призваний женщины и мужчины (ей — постель, дом, любовь, ему — дорога, бой, труды), с другой — пробуждение героя от духовного сна и, поскольку дело происходит на рассвете, начало нового цикла его жизни. Другой эпизод в ДС/ЗТ, основанный на этом мотиве, — роман Бендера с Зосей Синицкой, прерываемый его отъездом на Турксиб [ЗТ 24].

«Вдовица спит и видит сон» — поэтизм, как по метрическому звучанию (ямб) так и благодаря ассоциациям с Блоком: Донна Анна спит, скрестив на сердце руки, / Донна Анна видит сны… [Шаги Командора]. Ср. также у Чехова: «Ваш муж сладко спит… видит сны…» [Аптекарша].

14//22

«На заре ты ее не буди». — Цитата из стихотворения А. А. Фета: На заре ты ее не буди, / На заре она сладко так спит; / Утро дышит у ней на груди, / Ярко пышет на ямках ланит (1842). Стихи Фета уже с 1840-х гг. стали популярным романсом, включались в песенники, входили в репертуар цыганских хоров. Наиболее известен романс А. Б. Варламова.

14//23

Выезжаю с докладом в Новохоперск. — Уездный городок Воронежской губернии, Новохоперск упоминается в современной ДС юмористике как синоним провинциального захолустья. См., например, фельетоны: «ЛицомкНовохоперску» А. Зорича[Бу 12.1927] — о нелепой практике посылки предметов косметики и парфюмерии в села Новохоперского уезда — и «Таланты пропадают» М. Кольцова [в его кн.: Крупная дичь] — о «прозябании в тихом Новохоперске».

14//24

Остап вынул из бокового кармана золотую брошь со стекляшками, дутый золотой браслет, полдюжины золоченых ложечек и чайное ситечко. — В «Жизнеописании С. А. Лососинова» С. Заяицкого (1926) персонаж хлестаковского типа Соврищев «к негодованию [своего компаньона] Степана Александровича вынул из кармана футлярчик с брошкою Нины Петровны» — общей знакомой, с которой Соврищев только что имел кратковременный роман [ч. 3, гл. 3]. Как и в ДС, это следует вскоре после конспиративного собрания, в котором оба героя принимали участие [см. выше, примечание 10].

14//25

До отхода поезда сидели в уборной, опасаясь встречи с любимой женщиной. — Аналогичным образом герой покидает город и женщину в «Огнях» Чехова: «На вокзале я нарочно просидел в уборной до второго звонка».

14//26

…Концессионеры успели заметить, что дворник настиг Виктора Михайловича и принялся его дубасить. — Картинки городского утра, включающие ту же деталь, см. у Некрасова: Дворник вора колотит — попался [Утро].

Об этой сценке и следующей (Альхен, которого концессионеры видят из окна вагона) см. Введение, раздел 5. В «Докторе Живаго» Б. Пастернака, для которого типична та же поэтика случайных встреч и совпадений, что и для ДС/ЗТ, есть сходная сцена: заглавный герой, покидая в санях Юрятин, проезжает через весь город и видит и обгоняет на его улицах всех остальных персонажей юрятинских глав [XIV.5].

В конце первой части романа сходятся, как это часто бывает у Ильфа и Петрова, концы нескольких сюжетных линий: Бендер и Воробьянинов закончили свою миссию в Старгороде, дворник настиг, наконец, Полесова, и Альхен вывозит на толкучку последнее, что оставалось в доме собеса, — оконные рамы (о закрытии этого заведения см. ДС 36). Конец подготовительной части, начало странствий героев — удобная позиция для обозрения романного мира; другой такой позицией является ночная интерлюдия [см. ЗТ 14//9].

В первом издании романа здесь завершалась еще одна линия, позже опущенная, — о страховании Коробейниковым своей столетней бабушки [см. ДС 20//7]. За словами «Полесов кричал «караул!» и «хам!»» следовало: «Возле самого вокзала, на Гусище, пришлось переждать похоронную процессию. На грузовой платформе, содрогаясь, ехал гроб, за которым следовал совершенно обессиленный Варфоломеич. Каверзная бабушка умерла как раз в тот год, когда он перестал делать страховые взносы» [Ильф, Петров, Необыкновенные истории…, 396].

Примечание к комментариям

1 [к 14//18]. О том, что проблемы с наименованиями, возникнув еще в первые годы после революции, не спешили «изживать себя», есть и другие свидетельства, как, например, очерк К. Сергеева «Как пройти?»:

«Часто и милиционер не в состоянии разобраться в путанице адресов, привезенных из провинции и относящихся к учреждениям до их переезда или к улицам после их переименования. Помнятся случаи в 1922 г., когда приезжий из