«Странный иллюзорный мир, в котором всё ненастоящее, а я просто брожу в посмертье».

Вышла на улицу, морщась от белого ранящего света, и приставила ко лбу ладошку козырьком.

— Доброе утро, сеньора Микаса!

«Что? Этот голос… Мне, должно быть, мерещится…»

Из-за ограды показалась темноволосая макушка, а следом обнажённый смуглый торс Фабрицио. Он просиял широкой улыбкой и помахал ей рукой, сжимающей молоток.

— У вас тут заборчик совсем разболелся чего-то, решил подлечить его, раз уж я закончил возиться с садом.

Натянув разбитую улыбку, Микаса помахала юноше в ответ.

— Доброе утро, Фабрицио! Ты уже вовсю трудишься, смотрю, — добродушно крикнула она.

— Даже если я сплю два часа в сутки, всё равно встаю с рассветом без будильника: привычка. — Он измождённо выдохнул и утёр взмокший лоб.

Микаса зашагала в сторону ограды. Отравленная смертью и миражами она будто плыла в окутанном дымкой сне. Взобралась на приземистую полусгнившую скамью и уставилась на Фабрицио, как на призрака.

— Паулина сказала, что вы сегодня с супругом придёте к ней на пикник. Жаль, что не смогу присоединиться из-за работы. Хух, ну, и жарища! Денёк сегодня будет знойный. В прошлом году в это время…

— Надо же, я и не замечала… — околдованно пробормотала Микаса, проигнорировав его болтовню, и перегнулась через забор.

Не в силах оторвать взгляд от загорелого выразительного лица юноши, она растерянно свела к переносице брови. Вновь глубоко вдохнула пьянящий аромат мокрых трав и деревянных досок; воздух, казалось, обжёг ей лёгкие. Ведомая неизвестными чарами, Микаса опутала руками плечи и шею Фабрицио, трепетно прильнула к его груди и рвано задышала.

― Зеленоглазый!.. — пламенно и горько произнесла она, ёрзнув щекой по тёплой коже.

Головокружение. Она летела в пропасть под щебет неугомонных птиц и стрекот насекомых. «Ты больше никогда со мной не случишься…»

― Сеньора Микаса, что с вами? ― смущённо спросил Фабрицио и деликатно потряс её за плечи.

― А? ― Микаса встрепенулась и стыдливо отстранилась. ― Боже, извини меня! Совсем уже…

― Что-то случилось? Вам грустно?

― Я задумалась на минуту и, кажется, потеряла голову. Прости. Это очень неловко…

― Что ж, объятия красавицы ― хорошее начало дня, ― попытался он перевести всё в шутку. ― Вы только не печальтесь, пожалуйста. Надеюсь, сестра вас сегодня вмиг развеселит!

― Она это умеет. ― Микаса всё ещё справлялась со смущением и попыталась улыбнуться. ― Пойду лучше начну собираться.

К часу дня она вместе с мужем прибыла на пикник, устроенный на заднем дворе дома. Как ни старалась отвлечься, Микаса была рассеянной и вялой. Она заметила, что парень Паулины был таким же: шутил для галочки, часто уходил в себя и принуждённо улыбался. Невеста от всей души веселила его, выводила на забавные воспоминания, но он лишь делал вид, что находится рядом. Микасе стало жаль и его, и Паулину, не понимающую, в чём дело.

Взяв от скуки с белого железного столика первый попавшийся под руку потрёпанный журнал, она с удовольствием обнаружила, что это была копия одного из старых журналов с живописью, который она когда-то листала в доме госпожи Шпигель после уборки. Хватая из корзины ягоды клубники, Микаса с благоговением перелистывала мятые странички, пожелтевшие и склеившиеся от дождей. Остановившись на прерафаэлитах¹{?}[Прерафаэлитизм ― направление в английской поэзии и живописи во второй половине XIX века, образовавшееся в начале 1850-х годов с целью борьбы против условностей викторианской эпохи, академических традиций и слепого подражания классическим образцам.], она медленно провела подушечками пальцев по изображению «Офелии»²{?}[Другое название «Смерть Офелии» — шедевр английского художника Джона Эверетта Милле, завершённый им в 1852 году. В основе картины лежит сюжет из пьесы Шекспира «Гамлет».]. Микаса видела десятки раз это прекрасное женское лицо, эти раскрытые белые руки и россыпь дивных цветов на речной глади, но прежде не испытывала к ним особенного трепета, как и к большинству полотен других гениальных мастеров, пусть могла хоть посреди ночи рассказать об истории их создания и вложенном символизме. Микаса погладила линию разметавшихся под водой волос, полусогнутые изящные пальцы, складки старинного платья с цветочной вышивкой и увидела, как на глянцевую страничку упала капля влаги. Прикоснувшись к собственной мокрой щеке, она по-детски закусила губу и ощутила, как жар больно сдавил горло. «Не всё ли равно, что символизируют эти цветы? Какая разница, что означает её поза?.. Её больше нет. Совсем. Вода такая холодная, а она ещё совсем юная, не познавшая жизни и взаимной любви. Лишь безумие. Это жалкое намокшее тяжёлое платье, эти жалкие нежные руки, эта жалкая теснота… Красота и смерть. Больше ничего».

Вечером следующего дня Фабрицио принёс трагические вести: жених Паулины покончил с собой. Молодой человек оставил предсмертное письмо, отправился к скалистому берегу и бросился в море. Его тело обнаружили местные, катавшиеся на лодке. Дементьев незамедлительно вызвался оказать финансовую помощь, чтобы вскрытие и похороны состоялись как можно скорее и в подобающем виде. Он сделал это не ради убитой горем юной невесты, которую почти не знал, а ради Микасы. Ему хотелось угодить жене благородным поступком.

Через три дня они вдвоём шли на похороны. Погода стояла мрачная и тоскливая: небо заволокло свинцом тяжёлых туч, изредка накрапывала морось, и ветер колыхал сонные травы. Внизу пенилось море, в его шуме Микасе слышался заупокойный, убаюкивающий шёпот: «Я обниму тебя. И утолю твои печали. Навсегда». С изогнутого мыса было видно противоположный берег и небольшую колонну людей в чёрных костюмах, несущих гроб.

― Я им столько бабла отвалил, могли бы уж катафалк заказать, ― беззлобно констатировал Вадим.

― Здесь соблюдают старые традиции на свадьбах и похоронах. Для них прощание не будет полным, если родственники и друзья не проводят усопшего в последний путь на своих плечах.

― Традиции… ― Он сделал полный скепсиса выдох.

Микаса остановилась и прижала к груди сложенные в замочек руки. Подол её чёрного платья до колена развевался на неугомонном ветру, волосы растрепались и лезли в глаза, полные застывших не пролитых слёз.

― У него была депрессия, ― произнесла вдруг Микаса, неотрывно глядя за процессией идущих к кладбищу. ― Почти целый год. Они с товарищами из-за суматохи и ошибки командира подорвали склад, на котором прятались около тридцати гражданских. Он не рассказывал об этом Паулине, никому из близких. Но так и не смог себя простить. Осмелился написать о своих страданиях лишь в последнем письме… А ведь у него было всё. Но даже это его не остановило. Реальность отличается от сказок: любовь не всегда способна спасти.

― Любовь