― Волосы-то… ― Он ощупал свою макушку. ― Я их всегда запускаю, когда мне становится пофиг на себя. Энни смеётся, что я выгляжу как чёрт!

― Едва ли она далека от истины. ― Её привычный надменный тон примерной отличницы.

― Ну, хоть ты всё так же красива. Даже слишком.

Микаса не могла увидеть, как с силой сжались в кулаки его руки, спрятанные в карманах мантии. Она неотрывно изучала фонарные блики в изумрудной радужке, мысленно перебирала подушечками пальцев чернющие ресницы, гладила крутой разлёт густых бровей. «Я ведь всё решила. Я уже сдалась. Зачем я стою здесь и болтаю с ним о каких-то пустяках?» Ей почудился полузабытый запах ночного костра и сонных душистых трав: она снова лежала посреди бескрайнего поля под восхищённым взглядом далёких звёзд и кричала им заветное имя. Он стоял прямо перед ней ― воплощение жизни и её стремительного развития, воплощение взросления и перемен, воплощение удовольствия. И говорил, что она красивая.

«Я хочу его!»

Она отдавала себя на милость предсмертного каприза, и улицы захлёбывались в шелесте листвы, в её учащённом дыхании.

― Мой муж уехал к родителям, ― деловито произнесла Микаса и не узнала собственный голос. ― Хочешь выпить со мной вина? ― И подняла подрагивающей рукой бутылку. ― Я не задержу тебя. Всего бокальчик. Выпьешь и иди к друзьям.

Эрен изумлённо приоткрыл рот, и его зрачки дьявольски блеснули. «Наверное, где-то в этом моменте начинается подлинное взросление, ― внезапно подумалось ему. ― Я всё понимаю. Она всё понимает. Мы оба понимаем, что не будет никакого одного бокальчика. Я поднимусь к ней, и мы совершенно точно трахнемся… Так, погоди, «трахнемся»? Проклятье! Почему именно это отвратное, грязное словечко? Это же моя Микаса!.. Нет, я невозможный идиот. Зачем мне всё это? Снова на те же грабли. Из этого ничего не выйдет. Мы займёмся любовью, она останется чужой женой, а я и дальше буду искать своё место в жизни, проклиная себя за то, что как безвольный дурень выпрыгнул из штанов, стоило ей всего-то ласково взглянуть в мою сторону… Но не плевать ли на это? Гори оно всё! Я хочу. Хочу!»

― Я не против. Бокальчик-то. По старой дружбе, ― деликатно сыронизировал он с самым невинным выражением лица.

И последовал за ней.

Едва слышное дребезжание лифта. Бесконечность ожидания. Эхо их сливающихся воедино шагов. Микаса достала ключ и со стыдом снова и снова пыталась попасть в замочную скважину. Она издала неловкий смешок.

― Давай помогу.

Эрен обхватил пальцами кисть Микасы, припав носом к черноволосой макушке, и вдохнул свежий запах фруктового шампуня. Как только замок поддался, их руки всё ещё оставались сплетёнными: они оба не желали прерывать первое за столько лет прикосновение. Эрен легонько прижался к Микасе и поцеловал её затылок. Скользнул щекой к кончику уха, ласкающе ёрзнул, отпечатав на впадинке виска горячее дыхание. Микаса открыла дверь и жестом пригласила его войти. Скинув в прихожей балетки, она по-хозяйски повела в сторону рукой.

― Там ванная, там туалет. Я пока открою вино. ― И отправилась в кухню.

Эрен с любопытством обвёл взглядом дорогостоящий ремонт, опрятно сложенную на полках обувь и торчащее за раздвижной дверцей шкафа мужское пальто, рядом с которым висел тот самый плащ, в котором он увидел Микасу год назад: из его кармана виднелась красная вязаная ткань. Сглотнув, Эрен прошёл в ванную и отвернул ручки крана раковины. На крючке висело несколько полотенец; так и не разобравшись, каким можно воспользоваться, он энергично тряхнул руками и пошёл искать Микасу. На кухне никого не оказалось.

― Я здесь! ― раздался голос из соседней комнаты.

Он развернулся и вошёл в просторную спальню. Свет был выключен, Микаса стояла у столика рядом с открытым балконом, наполняя бокалы вином, и на миг Эрену показалось, что это просто не может происходить взаправду, она не может быть настоящей, она ― благосклонная и радушная. Подойдя, он пристально посмотрел в её лицо.

― Ты довольна своим выбором?

Микасу не уязвила его прямота, но она не была готова к этому вопросу и в глубине души всегда боялась, что он может прозвучать.

― Да как сказать… А ты доволен своей жизнью?

― Да как сказать, ― повторил он, грустно улыбнувшись. ― Но прямо сейчас… совершенно точно… меня всё устраивает.

Эрен по-мальчишески поджал губы и насупил упрямые брови. Родное и выученное ею наизусть выражение драгоценного лица. Осмелев, Микаса провела тыльной стороной ладони по выразительной скуле, притронулась к выбившимся из причёски прядям, обрамлявшим смуглый лоб. «Неприлично хорош. Невыносимо. Даже стоять с ним рядом как-то странно», ― всё думала она.

И в это мгновение ― совсем невозможно! ― он плавно потянулся к ней, прикоснувшись губами к её подбородку. Рвано выдохнул и провёл дорожку коротких поцелуев до её губ. Микаса подалась ему навстречу и углубила поцелуй, жадно вцепившись в узел волос на его затылке, и ощутила на своей груди широкую тёплую ладонь, яростно оттягивающую ткань рубашки. Он целовал её долго, упоённо, смело ― это был не поцелуй робкого шестнадцителетнего мальчишки. Эрен сгрёб Микасу в тесные объятия ― не отступить, не убежать. Она и не собиралась.

Головокружение. Она летела в мягкую пропасть постели, пленённая желанными руками. Уютный мрак поглотил пространство спальни. Треск отлетевшей пуговицы, шорох сорванной одежды. Губы Эрена влажно сомкнулись вокруг напрягшегося соска Микасы, и она обхватила ногами его бёдра, прижимая к себе как можно крепче. Брюки сдавливали разгорячённое тело. Она требовательно задвигалась навстречу, ощутив, как его член становился всё твёрже.

― Ты мой! Ты мой! ― причитала она сквозь поцелуи.

― Я твой. Я весь твой!

Она прижала к груди его голову, и он тихо всхлипнул ― совсем как шестнадцилетний мальчишка. На ресницах Микасы проступили непрошеные слёзы. Ей было до того сладко, что почти больно. Она вообразила Эрена таким, каким он был в то далекое лето: покинутым и запертым в спальне наверху среди погибающих цветов, что она принесла с полей. «Ни за что! Эти цветы просто не могут увянуть. Никогда!»

Торопливо путаясь в слоях одежды, они живо сбросили с себя всё остальное. Микаса принялась покрывать поцелуями тело Эрена везде, где только могла. Уложив его на спину, опустилась вниз и вдруг замерла.

― Пожалуйста, не останавливайся, ― умолял он её. ― Прошу, делай со мной что угодно!

«Я почти позабыла тот восторг. Тот самый трепет… Ну, конечно ― это то,