ждал ответа подсудимого, я снова ушел весь с головой и сокрушенным сердцем в минуты воспоминаний…

К нам, в Пензенскую губернию, а именно в Тарханы, приезжают известные люди. Здесь я увидел воочию Кобзона, Толкунову, Бурлеева, поэта Андрея Дементьева. На фоне сказочного ландшафта Марина выглядела неотразимой. Перед нами с ней раскинулись: открытые лужайки и поля, огромные озера и пруды. Представились каменистые, выложенные кирпичом, дорожки, среди зарослей акаций и широких насаждений цветов, среди сосен и берез, рядом с разбитым молнией дубом, который, по словам экскурсовода, сажал сам Михаил Юрьевич Лермонтов. Она выглядела высокой, с распущенными волосами до плеч, с большими миндалевидными глазами. Все черты лица у нее точеные, с правильной симметрией и завершенными контурами. Марина казалась мне похожей на известную актрису Нону Мордюкову, сыгравшую героиню Ульяну Громову из «Молодой гвардии». Еще она напоминала мне женщину-режиссера сериала «Гардамарины», жену Мукасея, Светлану Дружинину. Они все – будто красивые и статные графини из прошлого, которых мне доводилось видеть в фильмах и на классических полотнах гениальных портретистов.

Здесь, в Тарханах, я искал встречи с Сергеем Лоховиковым. И я встретился с ним. Он сыграл много культовых ролей в современном кинематографе, в таких фильмах, как «Одиссея сыщика Гурова», «Марш Турецкого», «Белая стрела»…

Но у меня, как не странно, уже тогда вертелись в голове строки великого Пушкина «Во глубине сибирских руд храните долгое терпенье…» Я снова, как и Андрею Дементьеву в свое время, предложил уже Лоховикову новую литературную работу, литературный опус, считая его романом в стихах, – большую папку с напечатанными листами поэтических строк. А вместе с тем – открытый конверт с письмом, который я адресовал губернатору Чернореченцеву, где просил и умолял оградить меня от произвола Плотникова, от злого и ненасытного Велиара, от его пагубного влияния на всю службу областной судебной медицины. Как я тогда ошибался, выбирая себе в защитники, Чернореченцева. Но ведь я на тот момент еще многого о них не знал.

Лоховиков здесь сразу, без лишних разговоров, взял конверт с письмом и только поинтересовался, почему конверт не запечатан. Я стал объяснять:

– Я хочу, чтобы вы тоже прочитали письмо! – хотя понимал, а зачем ему нужно. – Это не должно быть для вас котом в мешке, то, что вы отдаете губернатору. – То есть, я хотел быть честным перед большим актером, и как мне думалось, и перед человеком, то есть, таким, как Лев Гуров, чтобы он уже точно знал, что хлопочет о честном поклоннике.

– Хорошо! Я обязательно передам! – заверил меня благородный по виду джентльмен, что априори подразумевало в нем порядочность в разрешении моих устремлений. И я стал сильно на него надеяться. Но одно сомнение мне все равно закралось в душу… Губернатор Чернореченцев призывал с открытой сценической площадки всех артистов приезжать в Тарханы, зная, что его выступление обязательно покажут по телевидению, и оно появится в интернете. Он говорил о дружбе с Сергеем Лоховиковым и откровенно намекал, что как только Сергей год назад приехал в Тарханы, то благодаря чуть ли ни одному такому приезду сразу стал Заслуженным артистом Российской Федерации. О связях Чернореценцева в высших кругах власти ходили слухи. Ему покровительствует, мол, сам министр обороны. Указывали на особую взаимосвязь: что Чернореченцев дошел до полковника и служил в военкомате и даже участвовал в ликвидации последствий стихийных бедствий, где и познакомился с министром, который возглавлял тогда еще МЧС. Глуповатый Ванюша бахвалился, что может поспособствовать любому артисту стать Заслуженным, а то и Народным…

– Вы читали Солженицына? «Архипелаг ГУЛАГ»? – спросил я Лоховикова.

– Конечно! – ответил он.

– А это еще сильнее! – наверное, так я хотел привлечь его внимание к своему таланту, если он у меня был, и тут я переигрывал.

– Я не люблю Солженицына! – он не сказал, а продекламировал.

Я понимал, что он говорил о нем, как о писателе, и не стал спрашивать, знаком ли он с ним лично. И тут потерялся, чтобы ответить ему лаконично, поэтому растерянно промямлил:

– Ну, попробуйте, прочитайте мой роман!

Встреча у нас оказалась уже вторая. Мы встречались с ним тоже здесь, в Тарханах, за год еще до того, когда я отдал ему свою трагедию в стихах. И мне вдруг показалось, что вторая встреча проходила более доверительно и открыто. Она казалась мне иной, чем первая, даже – особой. Ведь я надеялся, что он к тому времени прочитал мою предыдущую работу. Ездил я первый раз со своим школьным другом, Саньком. Тогда я смотрел с горы на открытую лужайку и сцену, и внимал словам художественного руководителя Пензенского драматического театра Михаилу Казакову.

С обратной стороны сцены я решил перехватить Лоховикова. Но большое количество людей окружало его. Он двигался в плотном кольце фанатов. Поднялся в гору, но подойти к нему близко оказалось все равно невозможно, поклонники вокруг актер не расходились. Уже перед зданием, напротив столовой для VIP-персон, наконец, он остался один со своим администратором. Вот тут я и вручил ему свое литературное творение. Это произойдет за год до сегодняшней встречи, когда я решу передать с ним письмо губернатору Чернореченцеву.

И в то, и в это время мы много фотографировались с героем фильма «Дом с лилиями». В прошлый раз – с Саньком; известный актер благосклонно позволил мне запечатлеть себя с ним на долгую память. А в настоящий приезд я уже оказался с безумно красивой и мудрой женщиной, которую сильно полюбил, и культовый актер снова не был против того, чтобы мы оставили себе фотографии, где бы вместе светились в лучах его заслуженной славы.

Он тоже узнал меня и вспомнил о нашей встрече и о трагедии «Бенемор», что я отдал ему год назад. Он стал извиняться, дескать, привез книгу домой в Петербург, положил на видное место, чтобы не забыть ее прочитать. И в каждодневной суете не дошли у него, оказывается, руки. Теперь, почти со слезами на глазах, он обещал прочитать и ту трагедию, и новый роман. И, уже отойдя на достаточное расстояние от меня, будучи окруженный опять фанатами, он обернулся… Кладя руку на сердце, словно американский президент, когда клянется на Библии, повторил громко, что слышали все поклонники, столпившиеся вокруг него:

– Я обязательно прочитаю! Письмо передам! – и он говорил так, что не могло быть и речи, чтобы не поверить киногерою с брутальной внешностью.

Но не пройдет и двух дней, мне позвонят из администрации музея Тарханы и сообщат, что в гостиничном номере для особых персон уборщица нашла документы, которые могут принадлежать мне. Номер моего телефона и