— Мистер Дрейк, — проговорил лейтенант, — через два дня после встречи в Монгпу силы Лимбинского союза под предводительством саубвы Локсока и при поддержке отрядов, которые, как мы считаем, были посланы Кэрролом, напали на наши позиции, нанеся нам один из тяжелейших ударов за всю историю кампании. Одной лишь милостью Божией мы смогли отразить нападение и заставить нападавших отступить в Локсок, который затем и подожгли.

Эдгар остолбенел.

— Вы разрушили Локсок?

— Мистер Дрейк, мы разрушили Маэ Луин.

После известия, которое сообщил капитан, Эдгар не сказал больше ничего. Он сидел на стуле посреди комнаты. Лейтенант с капитаном Нэш-Бернэмом ушли, захлопнув за собой дверь. Эдгар услышал гулкий отзвук цепи, тянущейся по бамбуковому косяку и скрип ключа в замке. Он смотрел на догорающий закат и слушал, как звуки, доносившиеся из лагеря, постепенно стихают и сменяются гулом насекомых. Потом он осмотрел ладонь с мозолями и пальцами другой руки пробежал по ним: «Вот эта — от молоточка для настройки, Кэтрин. Вот что получается, когда держишься за что-то слишком крепко».

Было темно. Жужжание насекомых нарастало, а сквозь просветы между бамбуковыми бревнами просачивался тяжелый воздух, наполненный туманом. Он думал сейчас о том, как движется сейчас река, о погруженных во тьму берегах, и вот он уже полетел вдоль них обратно, против течения, к Маэ Луин. «Мысли не подчиняются законам движение рек». Он видел себя на берегу у Маэ Луин перед бамбуковыми хижинами. Они пылали, языки пламени плясали над ними, пожирая древесину, кидаясь к деревьям, с веток струился огонь.

Эдгару почудились крики, и он взглянул вверх, подумав: «Это всего лишь звуки джунглей, всего лишь насекомые». Но затем услышал, как по бамбуку ползет цепь. Дверь отворилась и вошел человек, его фигура плыла в темноте, она была чернее, чем ночь: «Эдгар, здравствуйте».

Настройщик молчал. «Можно мне войти?» — спросила тень. Дверь тихо затворилась. «Я не должен быть здесь», — сказала тень, и настройщик ответил: «Я тоже, капитан».

Воцарилась тишина, лишь через несколько долгих секунд голос вновь выплыл из темноты: «Мне нужно поговорить с вами». — «Мне кажется, мы уже достаточно поговорили». — «Пожалуйста, я и сам под подозрением, если они узнают, что я здесь, меня тоже арестуют, меня уже допрашивали». — «Думаете, меня это утешит?» — «Это не так просто, Эдгар». — «Ничего не просто». — «Я всего лишь хочу поговорить». — «Говорите». — «Эдгар, я хочу говорить с вами так, как мы говорили раньше, до сегодняшнего дня». — «Как мы говорили до того, как вы убили мальчиков». — «Эдгар, я никого не убивал». — «Разве, но трое моих товарищей мертвы». — «Я ни в кого не стрелял, я просил их никого не убивать, но меня отстранили от командования». — «Нок Леку было пятнадцать, — сказал Эдгар, — а другие — вообще мальчишки».

Наступила тишина, и снова зазвучал хор насекомых. Эдгар прислушивался к их трелям. Какой громкий звук, а ведь производят его всего лишь крохотные крылышки.

«Эдгар, придя сюда, чтобы поговорить с вами, я поставил на карту все».

В звоне насекомых Эдгару послышались скрытые подъемы и спады: «Это бит, — звук, возникающий от взаимодействия тонов разной частоты. Звук, порожденный отсутствием гармонии. Удивительно, почему я не слышал этого раньше?»

«Мне нужно, чтобы вы поговорили со мной. Подумайте о своей жене».

«Звук нарушенной гармонии, — подумал он и ответил: — Вы пока не задали мне ни одного вопроса».

— Нужно, чтобы вы помогли нам найти его, — сказала тень.

Жужжание насекомых резко прекратилось, звук как будто оборвался. Настройщик поднял голову. «Мне показалось, вы говорили, что Маэ Луин захвачен». — «Да, но не Кэррол». — «А Кхин Мио?» — «Они оба скрылись. Нам неизвестно, где они».

Воцарилась тишина.

— Эдгар, мы всего лишь хотим установить истину.

— Похоже, как раз ее-то и не хватает.

— Тогда, вероятно, вы все же поговорите со мной, и мы обойдемся без дальнейшего кровопролития. А вы сможете вернуться домой.

— Я сказал вам все, что знал, доктор Кэррол был выдающимся человеком.

«Сейчас это не более чем слова». — «Для вас, капитан, возможно, и возможно, в этом вся разница». — «Мне нужны только факты. После этого мы сможем понять, кем он был». — «Вы имеете в виду, вы сможете понять. Я давно все понял. Я в это не верю». — «Есть много причин прятаться в горах, везти в джунгли рояль, заключать соглашения». — «Существует множество причин».

— Он любил музыку.

«Это одна причина». — «Но есть и другие, неужели так трудно это понять?» — «Понять, может быть, однако сомнения остаются». — «Я не сомневался в нем». — «Это неправда. У нас есть ваши письма. Вы не должны нас обманывать. Это никому не поможет».

— Мои письма?

— Все, что вы писали с тех пор, как покинули Мандалай.

— Я писал их жене. Это мои мысли, я не...

— А как вы думаете, нас не интересовало, что стало с человеком, пропавшим невесть где?

— Она их никогда не прочтет.

— Расскажите мне о Кэрроле, Эдгар.

Снова наступила тишина.

«Капитан, меня озадачивали лишь его идеи, но я не сомневаюсь в его верности Ее Величеству». — «Вы это признаете». — «Да, но иметь свои идеи и быть верным подданным — это не одно и то же. Что же дурного в его идеях? Мы не должны уничтожать все, чего не можем понять». — «Тогда поделитесь, что же это за идеи Кэррола, которые озадачивали вас. Что за вопросы вы хотели ему задать?» — «Мои вопросы?» — «Да, ваши вопросы, Эдгар».

— Вероятно, меня интересовало, зачем ему потребовался рояль.

«Вас интересовало». — «Конечно, я задавал себе этот вопрос с того самого дня, когда покинул Британию». — «И вы ответили на него?» — «Нет. А что? Какая разница, почему он потребовал его, почему он потребовал меня. Может быть, это было важно для его стратегии. А может, ему просто не хватало музыки и он был одинок. А как все же считаете вы?»

— Я не думаю, что это имеет значение. Я имею право на собственные мысли.

— Я тоже.

— Расскажите мне о них, капитан.

Тень шевельнулась: «Энтони Кэррол — агент, работающий на русских. Он выступает за автономию шанов. Он — французский шпион. Энтони Кэррол хотел создать собственное королевство в бирманских джунглях. Это всего лишь версии, Эдгар, но признайте, что вероятность и того и другого существует.»

— Но мы подписали договор.

— Вы же не говорите по-шански.

«Я видел это. Я видел дюжины, если не сотни, шанских воинов, которые склонялись перед ним». — «И вас это не удивило?» — «Нет». — «Я не думаю, что вы говорите правду».

— Может быть, меня это поклонение слегка озадачило.

— А теперь?