Почти сразу же на смену азарту прошло сомнение. Если бы камни и впрямь были фальшивые, мадам эр Мада не стала бы так уверенно предлагать дамам попробовать их разбудить. Значит, директриса рассчитывает на успех. А это, в свою очередь, означает, что аэролиты настоящие.

Из толпы тем временем вперед выступило несколько взволнованных дам.

– Джентльмены, вы пропустите их вперед? – обратилась мадам эр Мада к стоявшим первыми в очереди.

Те молча кивнули.

Первую даму постигла неудача, но уже вторая наглядно продемонстрировала, что аэролиты на столах не фальшивые – на первой секции столов засветился летный камень.

Зрители, репортеры и джентльмены из очереди наблюдали за этим явлением, затаив дыхание.

– Ну? – резко хлестнул голос мадам эр Мада, а прищуренные от ярости глаза обводили взглядом собравшихся. – Кто еще считает, что аэролиты ненастоящие?

Джентльмены в очереди либо отводили глаза, либо смотрели совершенно невинными взглядами, всем своим видом демонстрируя, что не имеют к возмутительной заявке никакого отношения.

– Благодарю за помощь, – кивнула мадам эр Мада даме, не разбудившей летный камень, и остальным двум, которые так и не дождались своей очереди. Дала сигнал одной из своих коллег сопроводить на выход даму, разбудившую аэролит, а затем повернулась к зрителям и повысила голос: – Продолжим?

Джентльмены без энтузиазма кивнули. Похоже, никто из них уже не верил, что кому-то удастся разбудить аэролит.

Когда в дверях Зала камней осталось всего несколько человек, из служебного входа в Зал вошла сама министр полетов. Встав рядом с мадам эр Мада, она с невозмутимым видом наблюдала за тем, как оставшиеся джентльмены уныло плетутся вдоль столов со спящими аэролитами. Когда последний из них закончил свой путь по красной дорожке, министр повернулась ко всем джентльменам, кто его уже прошел и сейчас толпился вдоль стены.

Агата ожидала, что министр скажет громкую речь. Напомнит, что она сразу говорила: мужчины не могут будить летные камни, это издавна всем известно. Призовет впредь не верить слухам, которые разжигают враги. Спросит, остались ли у кого-то еще сомнения.

Но министр полетов только переводила взгляд с одного лица на другое, и джентльмены стыдливо отводили глаза. Потом министр повернулась к зрителям и окинула их таким же уничижающим взглядом.

А затем круто развернулась и вышла из Зала камней.

Она так ничего и не сказала. Неразбуженные аэролиты сделали это за нее.

* * *

Их падение обманчиво напоминало отвесный штопор. Казалось, еще чуточку усилий – и авион получится из него вывести!

Вцепившись в края кресла, Ника покосилась на Тристана. На лбу авионера выступили капли пота, и он изо всех сил тянул на себя штурвал, пытаясь мощью своего аэролита побороть силу земного притяжения.

Впрочем, времени на сражение с ним осталось всего ничего; в этой схватке время неумолимо выигрывало.

Все существо Ники буквально пронзила паническая мысль «Мы разобьемся!». Она почти физически ощутила мерзкое, холодное дыхание смерти – неотвратимой и неодолимой, и замерла, парализованная ужасом.

И тут внутри словно переключился какой-то невидимый рычаг. Не рассуждая и не размышляя, Ника нашарила футляр со своим аэролитом и достала летный камень. Кристалл мягко замерцал, и парализовавший девушку страх исчез, его вытеснило уже привычное, но по-прежнему восхитительное чувство завершенности и единения с сердцем своего аэролита.

А затем, словно по внезапному наитию, Ника мысленно схватилась за штурвал и потянула его на себя, всем своим существом сосредоточившись на летном камне. Аэролит должен прекрасно ощущать ее состояние. Должен понимать, чего она хочет. И должен это сделать, даже несмотря на то, что не вставлен в разъем. В конце концов, летный камень поддерживает авион в воздухе просто своим присутствием на борту, а разъемы были созданы лишь для удобства авионер.

Однако даже в воображении штурвал, который мысленно тянула на себя Ника, совершенно не реагировал, его словно заклинило.

А «Гроза» тем временем набирала все большую скорость в своем стремительном и неконтролируемом падении.

«Пожалуйста! – безмолвно взывала Ника к аэролиту. – Нам надо выровнять авион! Пожалуйста!»

В кабине кто-то кричал, снаружи оглушительно завывал ветер, и, кажется, что-то пытался сказать Тристан, но это словно происходило где-то далеко-далеко. Все мысли Ники были сосредоточены на аэролите, который она сейчас ощущала всем своим существом. Более того, ей казалось, что он отзывается. Что он старается, но у него все равно не получается остановить падение…

«Если два самых больших летных камня Арамантиды не могут ничего сделать, то это и впрямь безнадежно», – мелькнула у Ники мысль – и неожиданно сменилась другой. А что, если…

Девушка даже зажмурилась, стараясь сосредоточиться, и мысленно словно растворилась в своем аэролите. А затем, когда это произошло, «осмотрелась» вокруг и, ощутив совсем рядом другой аэролит, «потянулась» к нему. Ближе, ближе…

Казалось, еще чуть-чуть, и летные камни соединятся! И все же для этого им не хватало какой-то малости…

– Тристан! – изо всех сил выкрикнула Ника, сама не зная, что собирается сказать, и непроизвольно потянулась к нему рукой.

Ладонь наткнулась на локоть рей Дора, Ника вцепилась в него и почувствовала что-то, похожее на резкий толчок, выплеснувшийся из самой глубины ее существа.

А затем услышала тихий, но отчетливый звук.

Знакомый звук.

Ника не сразу поняла, что он походил на биение сердца.

Несколько мгновений понадобилось на то, чтобы понять: это было не ее сердце. Это билось сердце ее аэролита.

И ему вторил другой такой же стук.

Не открывая глаз, Ника «огляделась», ища источник. И нашла. Аэролит Тристана, бьющийся в унисон сердцу ее летного камня.

Затопившее Нику ощущение было не похоже ни на что из прежде испытанного. Девушка считала, что с тем упоительным чувством завершенности и правильности, возникающем при единении с аэролитом, не сравнится ничто.

Она ошибалась.

Сейчас, когда сердца двух аэролитов настроились друг на друга и Ника была связана с одним из них, она увидела мир словно в каком-то новом измерении. Сейчас она знала и понимала так много всего вокруг!

Ника улавливала лиловый оттенок напряжения Тристана и ощущала холодную решимость его воли во что бы то ни стало побороть безнадежный штопор. Девушка невольно восхитилась силой его духа; даже в такой отчаянной ситуации рей Дор не сдавался и боролся до конца.

На скамье сзади Ника уловила всполохи оранжевого страха, исходящие от Тайрека. И белоснежную ярость Белой Мамбы…

Снова сконцентрировав внимание на Тристане, Ника мысленно присоединилась к нему и потянула за штурвал. Только сейчас она больше не боялась. Сейчас она знала, что лишь от них самих зависит судьба авиона, а раз так, то не стоит зря переживать.