бы это? А да… точно! Копейку гони! — и Косов снова подвинул кинжал в ножнах к Ильичеву.

Ильичев косо посмотрел на кинжал, вздохнул, и закурил.

Каптерщик с интересом смотрел на разворачивающееся представление. Потом по молчаливому разрешению Косова, взял кинжал, вытащил из ножен и внимательно осмотрел.

— А шо? Гарный ножик! Дуже гарный! Такий… старинный… Ты бы, Ваня, продал такий ножик, а Степе лучше грошами бы отдал! — но тут же заткнулся под пристальным взглядом Косова.

— Это чего это… другу подарок деньгами делать? Что же мы… как купчины в старину, что ли? — выразил свое отношение к предложению хохла Иван.

— Ну а чого? Чи плохо це? Степа и сам ба куплял, чего йому надо…, - а сам, морда хохляцкая, косил, косил в сторону кинжала.

И в этом каптер и помог Косову! Ильичев со злостью посмотрел на хохла:

— Ты это… чужого не замай, понял?!

— А чего я? Я — ничего! — пожал плечами каптер.

— Копейка, говоришь? Ты, Иван, потом точно не пожалеешь? Такой кинжал… дарить? — посмотрел Степан на Косова.

— Гони монету, дядя! — усмехнулся Косов и с облегчением принял пятак от Ильичева.

Уже вечером они вдвоем зашли в каморку к Захарову попить чайку перед отбоем. И здесь Ильичев похвастался подарком перед старшиной.

— Ишь ты! И тот нож у него хороший, а этот так и вообще…, - разглядывал старшина кинжал, — А ты где его взял, если не секрет?

— Да где взял… Уже перед самым отъездом в Красно-Сибирске мне один знакомец предложил купить — и тот нож, и этот. Может сам и делает? Он, как я слышал, хорошо с железом работает! — «швыркая» чай, отговорился Косов.

Старшина «хекнул», коротко взглянул на Ивана, и взяв очки со стола, надел их. Внимательно еще раз осмотрел кинжал. Довольно быстро — рукоять и ножны, а вот сам клинок — долго вертел перед глазами, поворачивал на свет, чего-то хмыкал.

— Я что скажу… тот твой нож — он скорее всего и есть новодел. Хороший нож, ничего не скажу — мастер делал. А вот этот… этот явно из другого кинжала переделан. Покороче кавказского…, - старшина еще раз повертел клинок в руках, — Но… как бы не из кавказского и сделан! И вот эти… значочки у рукояти… еле видные. Очень уж они на «кубачинские» походят. Давно такие не видел… могу ошибаться. Но! Похоже… видно, что кинжал когда-то был сломал у самой рукояти, а потом хороший умелец его вот так восстановил. Покороче будет, понятно… но… похож!

А седьмого января, они, основательно так затарившись в магазинах города, веселые в предвкушении предстоящего отдыха и прочего… шли в гости к Глаше.

— Глашка там… ну, в общем, баньку там… стол уже готовит. Катька ей в том помогает! — объяснял Ильичев и так уже понятное Косову.

Готовка в доме подходила к логическому завершению. Пахло всякими «вкусностями», отчего у Косова сразу же заполнился слюной рот. Правда и натоплено на кухне было — впору до трусов раздеваться. А что делать? Газовых-то плит еще и в помине нет, вот и приходится хозяйкам готовить все на печной плите.

Когда они со Степаном зашли в дом, от стола с визгом отскочила Катя и бросилась в комнату. Как оказалось — женщина, по причине вышеуказанной жары, готовила в трусах и лифчике, и надетом поверх белья переднике. Косов успел заметить смачную попу подруги, и даже попытался шлепнуть ее вдогон, но — не вышло! Скорость была очень уж высока.

Степан заржал:

— Чего это она?

Глаша, тоже в переднике, но — надетом поверх халата, засмеялась:

— Да все стонет, что жарко уж сильно у меня! Вот… чуть не телешом тут крутилась!

Иван, постаравшись как можно быстрее скинуть с себя шинель и ботинки, проследовал тоже в комнату, но застал Катерину, уже спешно натягивающую на себя платье. Воспользовавшись тем, что подруга запуталась в вороте и рукавах, обнял ее и начал жадно наглаживать по еще неприкрытым ягодицам.

— Вань! Ты сдурел, что ли? — смеялась она, — Что как взбесился-то? Помоги лучше рукава вдеть, да ворот платья пошире расстегни!

— Соскучился — спасу нет! И ты мне так больше нравишься, когда полураздета! — крепко прижимая ее к себе, прошептал Косов.

— Я может тоже… соскучилась. Но держу же себя в руках! Ну погоди ты… Будет же еще все! Что ты так… без удержу! — тоже шепотом, перемежаемым смешками.

— Говорю же… хочу — не могу! — продолжал тискать ее Косов.

— Как это… хочешь или не можешь? — продолжала смеяться женщина, — Ну все, все! А то еще Степан сюда зайдет, а я вот такая здесь стою!

Как оказалось, практически все уже было готово!

— Кать! Мы про баню-то и забыли! — забеспокоилась Глаша, — Там прогорело все, поди! Простыла баня-то!

— Ничё! Сейчас пойдем, посмотрим, подкинем! — деловито переодевался в какие-то гражданские вещи Степан.

А через некоторое время, заглянув снова в дом, уведомил:

— Так… баньку я подкинул! Горячей воды там хватает, я пойду за холодной пару раз еще на колонку сбегаю!

— Кать! Тогда давай стол, что ли, накрывать! Пока так только… закуски поставим, а горячее я с плиты пока снимать не буду!

Женщины засуетились, накрывая стол. А Косов, оставшись не у дел, сел на диван, и принялся «бренкать» на гитаре. Не забывая, впрочем, поглаживать и потискивать то и дело проходящую мимо него к столу Катю. Она сама, улучив момент, наклонилась к нему и горячо поцеловав, прошептала:

— Сама хочу… аж внизу живота все горячо! Потерпи немного, хорошо? Ой… я ж тут Глашке рассказала, как ты меня в прошлый раз… провожал! — засмеялась весело.

— И чего Глаша? — придерживая ее за попу спросил Иван.

— Да хохотала она! Вы, говорит, совсем уже сбрендили… на улице вот так-то… миловаться!

— Да? А ты?

— А я… а мне — очень понравилось тогда. И сейчас… как вспоминаю, так тепло и хорошо становится! — немного засмущавшись, ответила Катя.

— Ка-а-а-ть! Ну ты где там?! Тут же еще полно всего носить! Или ты