ней перед хижиной. Муж еще спит. Я кормлю ребенка, а мать недоверчиво спрашивает, действительно ли Лкетинга его отец. Со слезами на глазах отвечаю, что да.

Бессилие и гнев

Мой муж вылезает из хижины и велит мне идти домой и ждать его там. Через некоторое время он появляется с Джеймсом и его другом. Вокруг уже полно зевак. Мое сердце колотится, я не знаю, чего ждать. Муж в ярости. Указывая на друга Джеймса, он во всеуслышание спрашивает, спала ли я с этим парнем. Он хочет знать это сейчас. Я сгораю от стыда и в то же время охвачена гневом. Он берет на себя роль судьи и даже не замечает, что выглядит просто смешно. «Нет, – кричу я ему, – ты сошел с ума!» Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, получаю пощечину. В ярости швыряю ему в лицо пачку сигарет. Он замахивается своей метательной дубинкой рунгу, но, прежде чем успевает пустить ее в ход, парни и ветеринар хватают его. Они держат его, возмущенно что-то говорят. Они просят его уйти в лес, пока разум не прояснится. Наконец Лкетинга берет свои копья и уходит. Я иду домой. Я не хочу никого видеть.

Лкетинга исчезает на два дня, а я не выхожу из дома. Я не могу уехать, потому что никто здесь не станет мне помогать, даже за деньги. Весь день я слушаю немецкую музыку или читаю стихи, которые помогают мне собраться с мыслями. Я пишу письмо домой, как вдруг появляется муж. Он выключает музыку и спрашивает, что это за песни в доме и откуда у меня эта кассета. Спокойно отвечаю, что она была у меня всегда. Он и этому не верит. Затем он замечает письмо. Я должна прочитать его, но, когда я делаю это, он сомневается, что я правильно передала ему содержание, поэтому требует порвать и сжечь письмо. Он не говорит ни слова о Напираи, как будто ее не существует. Он более-менее спокоен, поэтому я стараюсь его не раздражать. В конце концов я должна помириться с ним, если хочу выбраться отсюда.

Дни проходят спокойно, так как друг Джеймса больше не живет в Барсалое. От Джеймса я узнала, что он переехал к родственникам. Магазин по-прежнему закрыт, и через две недели у нас заканчивается еда. Я хочу поехать в Маралал, но муж запрещает. Он говорит, что другие женщины питаются только молоком и мясом и им этого хватает.

Я продолжаю заводить разговоры о Момбасе. Если мы переберемся туда, моя семья меня обязательно поддержит. Здесь больше денег нет. Мы всегда можем вернуться, если дело не пойдет. Когда однажды Джеймс заявляет, что собирается уехать из Барсалоя, чтобы поискать работу, Лкетинга наконец спрашивает, чем мы могли бы заниматься в Момбасе. Он понемногу сдается. Я, со своей стороны, тоже прикладываю к этому все усилия. Я уничтожаю кассету и книги. Я больше не пишу писем. Я занимаюсь с ним любовью, хотя мне этого не хочется. У меня единственная цель – уехать отсюда с Напираи.

Я мечтаю открыть хороший магазин масаи с большим количеством сувениров. Для поездки в Момбасу мы могли бы продать сомалийцам наш магазин со всем, что в нем есть. Даже меблировка квартиры принесет деньги, так как кровати, стулья и столы нужны всем. Кроме того, можно напоследок организовать дискотеку, чтобы заработать денег и заодно попрощаться с людьми. Джеймс мог бы присоединиться к нам и помочь организовать бизнес. Я говорю об этом снова и снова, пытаясь скрыть нетерпение. Мой муж не должен заметить, насколько важно для меня его согласие.

Наконец он заявляет: «Коринна, мы можем отправиться в Момбасу через два-три месяца». Я интересуюсь, зачем так долго ждать. Затем, что к этому времени Напираи исполнится год, ее больше не нужно будет кормить грудью, и она сможет остаться с матерью. Вот к чему он клонит. Я спокойно говорю, что уеду отсюда только с Напираи. Мне нужна моя дочь, иначе работа не доставит мне никакого удовольствия. Джеймс меня поддерживает. Он говорит, что будет заботиться о Напираи. И если мы хотим поехать, это надо делать сейчас, так как через три месяца у него церемония обрезания. В честь этого события будет устроен большой праздник, и Джеймс станет воином, а Лкетинга – старейшиной. Торжество продлится несколько дней, после чего Джеймс будет продолжительное время находиться только с новообрезанными мужчинами. Мы советуемся и принимаем решение уехать не позднее чем через три недели. Четвертого июня мне исполняется тридцать, и я хочу отпраздновать юбилей в Момбасе. Теперь я живу мыслью о том дне, когда мы покинем Барсалой.

Поскольку сейчас начало месяца, мы хотим устроить дискотеку как можно скорее. В последний раз мы отправляемся в Маралал, чтобы закупить пиво и прочие напитки. В Маралале мой муж хочет, чтобы я позвонила в Швейцарию и узнала, сможет ли мама выслать нам денег. Я делаю вид, что звоню, затем говорю, что все в порядке. Как только мы будем в Момбасе, я позвоню еще раз.

Дискотека снова проходит успешно. Я договорилась с Лкетингой, что мы вместе произнесем прощальную речь в полночь, так как люди не знают, что мы уезжаем. Однако через некоторое время мой муж куда-то ускользает. Когда приходит время, я прошу ветеринара перевести мою речь на суахили для рабочих и на язык масаи для местных. Джеймс выключает музыку, и все в изумлении замолкает. Я нервно стою посреди комнаты и прошу минуту внимания. Во-первых, извиняюсь за отсутствие мужа. Затем с сожалением сообщаю, что это наша последняя дискотека и что через две недели мы покидаем Барсалой, чтобы начать новый бизнес в Момбасе. Мы не можем больше здесь жить, поскольку наша машина обходится нам слишком дорого. Мое здоровье и здоровье дочери тоже постоянно в опасности. Я хотела бы поблагодарить всех за доброе к нам отношение и пожелать всем удачи в строительстве новой школы.

Не успеваю я закончить свою речь, как все приходят в сильное волнение и начинают говорить одновременно. Даже шериф расстроен, он говорит, что теперь, когда я так хорошо вписалась в здешнюю жизнь, я не могу просто так уехать. Жителям будет не хватать нас и нашего магазина. Мы внесли в жизнь каждого из присутствующих столько разнообразия, не говоря уже о помощи с машиной. Тронутая этими словами, я прошу снова включить музыку, чтобы вернуть веселье.

Среди суматохи рядом со мной оказывается молодой сомалиец. Он тоже сожалеет о нашем решении. Он всегда восхищался тем, что я сделала. Я приглашаю его выпить содовой и,