пользуясь случаем, предлагаю приобрести оставшийся в магазине товар. Он тут же соглашается. Когда я проведу инвентаризацию, он заплатит мне полную закупочную стоимость. Он купит даже весы, которые стоят огромных денег. Затем мы беседуем с ветеринаром. Для него наш отъезд тоже новость. Однако он меня хорошо понимает. Он надеется, что в Момбасе Лкетинга придет в себя. Наверное, ветеринар единственный, кто понимает истинную причину отъезда.

Мы заканчиваем праздник в два часа ночи, но Лкетинги все нет. Я спешу в хижину, чтобы забрать Напираи. Мой муж сидит и разговаривает с матерью. На вопрос, почему его не было, он отвечает, что это не его вечеринка, потому что это не он, а я хочу уехать. Я не спорю. Решаю переночевать здесь – у меня мелькает мысль, что, может быть, это моя последняя ночь в Барсалое.

При первой возможности я рассказываю Лкетинге о нашей сделке с сомалийцем. Сначала он злится и заносчиво заявляет, что не будет вести с ним переговоров. Так что инвентаризацию мы проводим вместе с Джеймсом. Сомалиец просит, чтобы товар ему привезли через два дня, чтобы он смог расплатиться сразу за все. Стоимость одних только весов составляет треть от общей суммы.

У нашего дома продолжают появляться люди, которые хотят что-то купить. Все уже забронировано вплоть до последней чашки. Двадцатого числа я хочу получить деньги, а утром на следующий день каждый может забрать свой товар, таков договор. К сомалийцу я еду с мужем. Он торгуется из-за каждого шиллинга. Когда я приношу весы, он их тут же забирает. Он хочет взять их с собой в Момбасу. Лкетинга не желает понимать, что они нам больше не нужны, в то время как кто-то другой сможет ими пользоваться. Нет, весы поедут с нами! Меня бесит, что мы теряем из-за них кучу денег, но я молчу. Больше никаких споров перед отъездом! У нас еще есть целая неделя до двадцать первого мая.

Дни проходят в ожидании, и мое внутреннее напряжение растет по мере приближения отъезда. Я не задержусь здесь ни на минуту. Приближается последняя ночь. Все несут деньги, а мы отдаем то, что нам уже не нужно. Машина полностью загружена, в доме остались только кровать с москитной сеткой, стол и стулья. Мать была с нами весь день и присматривала за Напираи. Она огорчена нашим отъездом.

Ближе к вечеру в деревне у сомалийцев останавливается машина, и мой муж отправляется туда в надежде, что привезли мираа. Тем временем мы с Джеймсом составляем маршрут. Мы оба очень рады долгому путешествию, но волнуемся – ведь до южного побережья почти полторы тысячи километров.

Между тем Лкетинги нет уже больше часа, я начинаю нервничать. Наконец он появляется, и по его лицу я сразу понимаю, что что-то не так. «Мы не можем уехать завтра», – объявляет он. Конечно, он снова жует мираа, но на этот раз он серьезен как никогда. У меня внутри все закипает. Я спрашиваю, где он был так долго и почему это мы не можем уехать завтра. Он смотрит на нас с Джеймсом мутными глазами и объясняет, что старейшины недовольны тем, что мы собираемся уехать без их благословения. Мы не можем так просто уехать.

Я взволнованно спрашиваю, почему молитвенный обряд для нашей защиты не может быть проведен завтра утром. Джеймс говорит, что мы должны сварить пиво и зарезать одну-две козы. Только когда старейшины в хорошем настроении, они готовы сказать нам: «Enkai». Он согласен с Лкетингой, что без благословения ехать нельзя. Я выхожу из себя. Почему эти старейшины не предупредили об этом заранее? За три недели они уже знали, когда мы хотим уехать, мы устроили вечеринку, продали все и упаковали оставшееся! Я не останусь ни на день дольше, я поеду, даже если мне придется ехать одной с Напираи! Я злюсь, кричу и плачу, потому что понимаю, что этот «сюрприз» задержит нас еще как минимум на неделю, так как быстрее пиво сварить не получится. Лкетинга, лениво жуя свою траву, заявляет, что не поведет машину. Джеймс уходит, чтобы посоветоваться с матерью. Я падаю на кровать и хочу умереть. В голове стучит одно: «Завтра!»

Поскольку я почти не сплю ночью, я совершенно измотана, когда рано утром появляются Джеймс с матерью. Опять идут бесконечные разговоры, но мне они неинтересны, и я упорно продолжаю паковать вещи. Опухшие глаза еле видят. Вокруг уже полно народу, кто-то пришел забрать свои вещи, кто-то попрощаться. Я ни на кого не обращаю внимания. Джеймс подходит ко мне и говорит, что мать интересуется, действительно ли я сама поведу машину. «Да», – отвечаю я, привязывая Напираи к себе. Мать долго молча смотрит на внучку и на меня. Потом она что-то говорит Джеймсу, и его лицо вмиг становится светлым и радостным. Он сообщает мне, что мать собирается привести трех старейшин из Барсалоя, чтобы благословить нас как положено. Она не хочет, чтобы мы уезжали без благословения, потому что уверена, что мы видимся в последний раз. Я с благодарностью прошу Джеймса перевести для нее, что где бы я ни была, я позабочусь о ней.

Благословение плевком

Мы ждем почти час. Народу все прибывает. Я прячусь в доме. Наконец появляется мать с тремя старейшинами. Мы втроем стоим у автомобиля, мать читает молитву, и все хором за ней повторяют: «Enkai». Проходит около десяти минут, прежде чем мы получаем благословенную слюну себе на лоб. Церемония закончена, и я чувствую облегчение. Я вручаю каждому из старейшин какой-нибудь полезный предмет в качестве подарка, а мать указывает на Напираи и шутит, что ей ничего не нужно, кроме нашего ребенка.

Благодаря ее помощи я победила. Она единственная, кого я обнимаю перед тем, как сесть за руль. Я передаю Напираи Джеймсу, сидящему сзади. Лкетинга дуется и, лишь когда я завожу двигатель, с мрачным видом садится. Я мчусь без оглядки. Я знаю, что это будет долгий, но ведущий к свободе путь.

С каждым новым километром ко мне возвращаются силы. Я проеду до Ньяхуруру и только тогда смогу снова вздохнуть спокойно. Примерно за час до Маралала наше путешествие прерывает спущенное колесо. Мы загружены под завязку, а запаска внизу! Но я отношусь к этому спокойно, потому что это определенно последняя замена колеса на земле самбуру. Следующая остановка происходит в Румурутти, прямо перед Ньяхуруру, где начинается асфальтированная дорога. Нас останавливает полицейская проверка. Они хотят видеть документы на машину и мое международное водительское удостоверение, в котором указаны все мои данные. Оно уже давно просрочено, впрочем, они этого не