тебе об их величии, а ты нарисуешь, — тюремщик кивнул в сторону установленного в клетке мольберта со всеми необходимыми красками.

— Нарисую такой шедевр, что вы никогда не видели ранее! — с жаром крикнул Мел, нелепо поворачиваясь на бок и стараясь как можно скорее пробраться к рабочему месту. — Скорее зовите их, господин! Я готов приступить к работе!

— Вот и отлично, моя птичка, — похвалил мужчина с алмазами вместо глаз. — Уверен, ты отлично справишься и мои гости по достоинству оценят мой дар. Кто знает, если ты им понравишься, они могут и вернуть тебе обратно возможность передвигаться вновь!

— Как вы добры, господин! — завопил Мел, брызжа слюнями. Он не был похож на того уникального, непоколебимого Ловкача, пришедшего покорять Ад. Сейчас это был сломленный, лишенный ног презренный трус, готовый на любые низменности, лишь бы только заработать признание своего господина.

— Твои слова стали куда умнее, Деки’Те. Может ты та единственная птица, которая вновь заслужит право летать! — расхохотался тюремщик, покидая помещение.

*А ты не переигрываешь?*

Мел засмеялся вместе с Поедателем Деликатесов, не сводя взгляда с его спины. Смех, крик и смирение — он делал все, чтобы не позволить ослепляющей жажде крови просочиться наружу. Все его нутро мечтало использовать последние силы на то, чтобы оказаться рядом с этим ублюдком и полоснуть кинжалом по его холеной шее.

«Еще не время», — говорил себе Мел, продолжая смеяться. — «Но скоро настанет наше время, Табита. Как только мы узнаем, кому пытается нас продать этот ублюдок — мы начнем действовать».

*Уже не надеешься, что Кир спасет тебя?*

«У него и так полно дел. Как я могу считаться его другом, если не смогу самостоятельно справиться со столь простой задачкой?»

*Ты прав. Лишившись ног ты стал еще опаснее. Эти Ваг’Ары даже не подозревают, что их пятки вот-вот порежет в лоскуты великий Ловкач!*

Мел расхохотался еще сильнее, решая оставить своего Звездного Ассистента. Он подобрался поближе к холсту и схватился за кисточки и краски, готовясь к появлению демонов. Они вновь начнут петь ему песни о жестокости и безумии своих господ, а ему придется вслушиваться и переносить леденящие кровь истории на холст. И все ради того, чтобы выиграть еще немного времени. Дождаться того самого момента, когда он сможет разыграть свою единственную козырную карту и освободиться.

— Еще не время, — тихо напомнил сам себе Мел.

Бороться с жаждой отмщения становилось все тяжелее. Он готов был полностью отдаться этому желанию и позволить себе убить хоть несколько демонов. Но Мел прекрасно знал, что за этим следует — провал испытания и наказание от механики рейда. Он не позволит себе так поступить, не позволит себе подвести друга. А главное — он не может умереть, пока существует хотя бы крошечный шанс спасти Камиллу.

Глава 20

Звездный Шедевр

— Их величие границ не знает!

— Их голод ни с чем не спутаешь!

— Сотни подвигов возможно описать и все равно забудешь сказать еще о тысяче!

Сонм демонов кружился у внешней стороны золотой клетки, а Мел чувствовал, как капли пота стекают по лицу, попадают на шею и мчатся вниз по телу. Спина так намокла, что рубашка намертво прилипла к телу. Его тошнило и он только сильнее сжимал зубами деревянную ручку кисти. Проклятие дара Художника, оно стало только сильнее с тех пор, как он выбрал этот класс в «Эпохе Звезд». Для него весь мир был холстом, куда бы он не посмотрел — он видел игру красок и теней, понимал связь цветов и хотел дополнить их, усилить акценты и добавить своего виденья.

Мел помнил, что с самого детства у него была прекрасная, очень индивидуальная мечта — он хотел научить людей видеть мир таким, каким видел его сам. Он пытался рассказывать об этом, описать свои переживания и чувства, но взрослым и сверстникам было одинаково тяжело его понять. Маленький мальчик очень расстраивался из-за того, что не обладал достаточными словами, чтобы убедить в своем виденье всех вокруг, чтобы открыть секрет непостижимой красоты. Тогда он увлекся чтением, потонул в океане художественных произведений, оттачивая свои навыки объяснения, использования метафор и сравнений. Он искал тот самый ключ, что позволит ему открыть для окружающих пускай крохотную, но все же дверь в свои владения. На это Мел потратил десять, а может и больше лет своей сознательной жизни, но такой путь не позволил ему достичь желаемой мечты.

Все его рассказы, стихи, описания и слова — они воспринимались людьми как истории, приукрашенные иллюзии, которые не имели ничего общего с реальностью и Мел никак не мог их переубедить. Опечаленный мальчик чувствовал, что уже готов сдаться. Все изменилось в тот день, когда он отправился на школьную экскурсию в Третьяковскую галерею. Звучит банально, но это действительно лучшая и самая широкая экспозиция искусства в столице. Угрюмый и разубежденный в своей мечте Мел только переступил порог и тут же увидел немыслимое — десятки, сотни людей восхищающихся картиной.

Они не понимали, что именно изобразил на холсте художник, не могли проследить за его мыслями и осознать качество мазков, мастерство постановки света и иллюзии, тщательно спрятанные экспозицией. Профаны, для которых данный вид искусства был всего лишь «красивой картинкой» и все же — они улыбались, подходили ближе, рассматривали детали и обсуждали увиденное. Картина притягивала их как огромный магнит железную пыль. Люди летели к этому искусству, к несказанному мастерству, как мотыльки, ослепленные красотой электрической лампы. Они готовы были обжечься и сгинуть с радостью, ведь в последние моменты своей жизни они увидели нечто столь прекрасно совершенное.

— Я хочу рисовать, — прошептал Мел, впавший в подобие транса. Он плохо помнил дни, что шли следом. Слова родителей о том, что его увлечение бесполезно, что он просто будет тратить время впустую и ничего не добьется.

Эти слова витали вокруг него как коршуны, ждущие удобного момента, чтобы оторвать кусочек. Громкие, резкие, хлопающие гигантскими крыльями — Мел не обращал на них никакого внимания. Он каждый день вставал перед холстом и поднимал вытянутую руку, вооруженную кистью. Прищуренный взгляд и холодная уверенность — он мог долгое время концентрироваться, лишь потом делая решительный шаг и приступая к работе.

С каждым днем, месяцем, годом его картины становились все больше и комплекснее, а дар — несомненным. То, что он видел вокруг себя в мире, оказалось легче всего передать с помощью красок