– Это санитарка, – шепчет Соня. – Они без маячков и без окон. Сейчас увидишь: носилки потащат.

И действительно: тащат носилки, несёт сложенную доску с ножками, похожую на гладилку в кабинете технологии, высокий мужчина, а рядом второй – с чемоданчиком.

– Это патолог, – шепчет Соня. – За жмуриком идут. Это труповозка. Видишь: чёрный пакет в руках?

Ляля боится думать, кто этот жмурик, она уверена – это мама Насти. Лисы. Неужели лисы? А бабушка предупреждала…

На следующей неделе объявилась ветеринар Карповская. Доложила, что объявлена эпидемия бешенства, охотничий сезон продлён, всех приглашают в Пушнорядье на лисью охоту.

– А бешенства нет? – уточнила бабушка.

– Естественно. Хотят перебить наших лис, вот и повод, Татьяна Михайловна.

– Они пожилые, перебьют. Жаль, – смиренно произнесла пушная фея.

Ляля видела: бабушка торжествовала. Её взяла! Уберут это позорище, этот лубок с Лисьей горы. Жаль, что такие жертвы, но…

– До сегодняшнего дня, Танечка, перебить не получалось. Наши охотники лис не трогают. У них наоборот: если лису серебристую заметили, значит, к удаче. Эти лисы наводят, говорят, на кабана. С кабаном-то им не справиться, вот и ведут охотников. Кабанов любят. Говорят, информацию разместили даже в английском интернете. Ждём гостей. Вполне возможно, что нашим лисам настал конец. Но пожили всё-таки касатки, расплодились…

– Грязно. Видишь, как снег тает. Не поедут. Лиса не песец и не соболь.

– Но и не белка, Танечка. Охотники – больные люди. Я иногда… – Карповская махнула обвисшей дряблой рукой, с внешней стороны ладони уродливые выпуклые жилы… – А на Лисьей горе снесут домики и рестораны, оставят только городище и идолов и передадут владение в собственность музея.

– Ну и правильно, – кивнула бабушка. – Если есть хотят, в хозяйствах свои кафе и рестораны. Можно там всё с размахом организовать. На Лисьей горе мышкуются только лисы. Люди могут мышковаться в других местах. Ведь так?

– Всё-таки историческое место. Но в собственности чисто формально. Земля-то всё равно городская. Пресняков кому-то на лапу дал, вот и развернул деятельность.

Ляля сидела и слушала. Настину маму убили лисы. Напали. Оттащили. Вечером искали, но не обратили внимания на следы, их было много. Утром выпал запоздалый снежок, тоже не нашли, хотя с собаками искали. А теперь, спустя неделю или две (когда там была эта Масленица?), Самсонов случайно поехал не по дистанции, а через мостик. Он ехал второй. Андрей оторвался (стартовали-то с разрывом в полминуты), завернул по разметке, вроде бы он задел разметку, и верёвка с флажками оторвалась, так рассказывал Петя Положенцев. Он должен был стоять на развилке, но утверждал, что побежал привязывать оторванную верёвку разметки. Говорил, что кричал Самсонову, а тот не услышал. Ляля не видела Петю на развилке. Он всегда такой, суетящийся, вечно увлекался, всегда что-то кому-то кричал. Ляля понимала: Петя специально решил обдурить Самсонова, чтобы он ничего не выиграл, чтобы больше очков новой Петиной школе досталось. Петя мстил. Самсонов переехал мостик, оказался на Собольем острове – там тоже была проложена тренировочная лыжня. Самсонов опомнился не сразу, торопился и, когда лыжня стала заворачивать, стал искать разметку. Он в этот день проспал, поругался с отцом и не проехал по дистанции до соревнований, был уверен, что всё как в прошлом году. Проехал метров пятьсот, понял ошибку, повернул обратно, к мостику. В сердцах ударил правой палкой о сугроб и наткнулся на что-то. Остановился. Всё равно соревнования проиграны. Как сын лесника, решил ещё раз ударить палкой о сугроб и опять наткнулся на что-то. Тогда он быстро разбросал сугроб, но сугроба и не было. Лежало тело, припорошённое запоздалым снегом. Самсонов рассказал, что на него напало оцепенение, потом его рвало хлебушком, который он пожевал перед стартом, затем он пришёл в себя, а то было головокружение, доехал до мостка и остановился, наблюдая как проезжают мимо участники соревнований. «Как на кино смотрел на всё», – объяснял Самсонов. Опомнился, когда его окликнул Петя. Дотащился до финиша и всё рассказал. Самсонова просили не распространяться об увиденном, но он рассказал по секрету Ляле. Он был очень озадачен тем, что Ляля ушла одна тогда с их прогулки вшестером, а когда она не ходила в школу, он стал подозревать, спрашивать у Руслана, но тот его уверял, что всё нормально, Ляля просто ушла из-за танцев. Но Самсонов не верил. Он, как и все лесники и как все настоящие охотники, был настроен против сувенирного комплекса на Лисьей горе, но смирился с ним. Но радостно рассказывал, как лайки с притравочной станции пугали паломников этим летом. Лишние люди, неохотники, вызывали в собачьих питомниках и на станции – а любая охотничья собака попадала из питомника на станцию – раздражение. Паломников в Пушнорядье не хотели видеть, пусть даже это и торговые представители. Пушнорядье – зона охотничьих хозяйств, из года в год этот бизнес всё более прибыльный. Вот к нему и стали прибиваться «сувениры» и «капища». Кроме того, Самсонов знал и предание о лисах практически из первых уст.

Как отнеслась к рассказу Самсонова Ляля? Ужаснулась ли она? Нет. Ей жалко было Настю, но не её родителей, заносчивых и высокомерных хозяев жизни. Они были не свои, не пушнорядские, они приехали торговать. «Мы торгуем, а не убиваем», – иногда говорила Настя. То есть Лялина бабушка убивает, и многие другие пушнорядцы-охотники, чьи дети учатся с Лялей, – тоже убивают животных… Получается они все, местные, – плохие, а Настя хорошая? Ляле не нравилась такая позиция: мы лучше, чем вы. Да что теперь говорить-то? Нету больше мамы Насти. Ляля в сотый раз вспоминала, как её мама на утреннике просила прощения за свою дочь, хотя всё начала Потоцкая. Просила не искренне, а просто старалась сгладить конфликт, пустить пыль в глаза, ведь конфликты вредят бизнесу. «А дома только и втирают ей, что она лучше других», – делилась тогда с Лялей Потоцкая. Да уж: жалко Настю. Жалко Ляле себя, свой мобильник. Но лучше пусть десять мобильников украдут и сто раз надают по башке, чем в полном расцвете бизнеса и сил пойти в туалет и быть утащенной лисами… Впрочем, Лялю лисы любят. Они для неё это и сделали… Или они любят бабушку и поэтому так поступили? А может, их так же, как папу Самсонова, выбешивал этот сувенирный городок? А может, раскопанные городища как-то повлияли на лис? Какая-нибудь связь времён? Нет. Тогда уж на лис должен влиять могильник их массово забитых сородичей… Что им эти древние находки черепков и разной утвари? Черепки, конечно, не из городища, а из торговых рядов девятнадцатого века, которые откопали первыми… Такую версию высказал кто-то на местном телевидении когда-то давно в программе об экстрасенсах. Версию о том, что лисы странные из-за могильника, ведущий отмёл. Он заявил, что могильник – всего лишь миф, а всех лис в конце 1990 года кремировали в печах хозяйства.

Жалела Ляля маму Насти всего один день. А дальше к ним заявился папа Насти Пресняковой. Он стал ругаться и угрожать бабушке. В итоге Боня напала на него и укусила, только после этого он ушёл. Это Ляля приказала Боне укусить – Боня была дрессированная собака, и Ляля ничуть не жалела. А бабушка сразу позвонила в милицию, она очень беспокоилась и вся тряслась от испуга.