За обедом экипаж коротко поздравил греческий товарищ. На заранее заготовленную витиеватую речь сил не хватило.

Да и с сукном вопрос решился.

На прощание Яннис Патрилос пожал ткачу руку и негромко сообщил:

– Ты был пятнадцатый.

– В смысле?

– В смысле до тебя четырнадцать трепачей, едва глянув в топку, позабыв про речи, порскнули на берег. Политиканы, причем тупые. А ты политик так себе, зато человек. Уважаю.

На том и расстались. Сходящий в шлюпку ткач не расслышал, что там помполит бурчит под нос. Да и не знал он русского…

А Иван Патрилос подвел итог истории: «Не все то дерьмо, на что мухи садятся…»

Эпилог: месяц спустя

Антинавархос, то есть вице-адмирал, греческого флота Алексиос Лавридис еще плохо знает родной язык. К тому, что у начальника политотдела Янниса Патрилоса и начальника информационного управления Иоанниса Ренгартеноса имена, оказывается, разные, он тоже никак не привыкнет, то и дело называет их наоборот. А уж погоны на плечах и белый крест на георгиевской ленте…

Москва о поощрении фрунзенцев пока раздумывает, а греки, которым герои нужны здесь и сейчас, вручили награды сразу. Говорят, собирались изобрести что-то новое, революционное, но пока кое-кто по старой привычке болтал и обсуждал, в Афинах из бомбоубежища выбрался живой и здоровый премьер-министр – и подписал первый же проект наградной системы, простой и понятный.

«Наградную систему сохранить ту же, что во времена монархии, но короны при орденах и медалях истребить, как не соответствующие актуальному государственному устройству Греции».

При множестве идеологических и практических недостатков этот вариант позволил выдавать награды сразу. Приятной мелочью стало возвращение в казну небольших количеств золота и серебра – упраздненные короны переплавили в слитки. Лейтенант Митралексис стал единственным республиканским кавалером ордена старого образца -уродовать присланный адмиралом Стратосом крест он не стал, да никто на этом и не настаивал.

На груди адмирала красуется командорский крест ордена Феникса. Здорово напоминает русский офицерский Георгий третьей степени. Иван – который Яннис, уверяет, что это естественное, диалектическое развитие: тезис-антитезис-синтез. Все по Гегелю и Марксу. На новой ступени развития лучшее из предыдущих фаз должно быть сохранено.

Греки, видимо, полагают так же: на борту поврежденного флагмана Салоникской артиллерийской ударной группы сверкает новенькими бронзовыми буквами прежнее название.

«Михаил Фрунзе», и точка. Буквы, правда, греческие… Не вдруг и прочитаешь.

Еще вчера линейный крейсер был не то что флагманом -единственным кораблем отряда. Несмотря на раны, корабль остается становым хребтом противовоздушной обороны Салоник: какие бы потери не понесли в бою его зенитные и универсальные батареи, их грозный голос все еще весом. Главное же, «Фрунзе» работает станцией раннего предупреждения, единственной на всю страну. Стоит себе на бочке, чинится, а чуть заметит на радиоуловителе точки неопознанных самолетов, сразу – радио в город.

Тогда по улицам разлетаются мотоциклеты, в колясках которых закреплены отчаянно орущие сирены.

«Граждане, воздушная тревога!»

Греки не унывают, уличные торговцы продают с тележек новоизобретенное «бомбовое» мороженое: самая маленькая порция именуется пятидесятифунтовой. Стеклянные глаза города переклеены крест-накрест полосками бумаги, ветер треплет объявления:

«В течение ночи полиция имеет право стрелять по незатемненным окнам».

И стреляют. Полиции новые методы нравятся: люди, приставленные следить за порядком, склонны думать кулаками. Им по душе простые и грубые решения, потому они думают, что поняли и приняли революцию – хотя на деле приняли лишь бедность страны и жесточайший кадровый голод, помноженные на отчаянную решимость правительства.

Решимость, которая не смеет перейти ограду небольшого дома, что каждую ночь светится, будто новогодняя елка.

Эта неприступная крепость – германское консульство.

Союзник Гитлера ведет войну с Грецией, но самой Германии это пока не касается: от разбомбленного вокзала Афин на Берлин идут поезда, а на гражданский аэродром Салоник исправно садятся самолеты в мирной окраске «Люфтганзы». В недрах германских посольств и консульств работают передатчики, на их невидимый свет летят, как ночные бабочки, итальянские трехмоторные бомбардировщики. Каждую ночь они несут земле тротил. Днем бомбить не смеют. За две недели отучены!

Сегодня у немцев «день Карла Цейсса». С крыш и балконов консульства посверкивает прославленная германская оптика: стекла биноклей и подзорных труб, объективы фото– и кинокамер.

Сегодня жители Салоник усыпали набережные, плотная толпа стоит вдоль пирсов – везде, куда публике открыли проход. Иных зрителей пропустили сквозь оцепление – и Лаврову вновь приходится лицезреть пшеничные усики британского военно-морского атташе в Греции. Напоминать себе: «это союзник», как в империалистическую.

Пусть англичане надменны, пусть их дипломатия лжива и переменчива. Пусть к войне с ними ты готовился последние двадцать лет. Пусть несколько месяцев назад они слали технику твоим врагам и готовились бомбить города твоей страны, союз с ними все же куда лучше, чем вражда.

Главное – выказывать всяческую сердечность… и не зевать.

Алексей Фомич горячо жмет руку представителю самой империалистической державы мира, словно не было ни осени семнадцатого года, с торпедными атаками по Кронштадту, ни весны этого, сорокового, с планами бомбардировки Баку.

– Сегодня удивительно ясное небо, господин вице-адмирал, – сообщает англичанин очевидное.

Чисто английский разговор о погоде – только не про облака, а про «савойи» да «канты». Их нет, но это не значит, что они не явились на праздник. Не могли они такого пропустить, но уже отгуляли – у выхода из Дарданелл, у фракийского побережья, у македонского, у халкидского. Сбрасывали бомбы, роняли с бреющего полета торпеды… Здесь и сейчас им ловить нечего, конвой подходит к порту. Радиоуловитель «Фрунзе» его уже видит, посчитан каждый вымпел – трое суток назад Проливы миновало на два больше. Над мачтами советских и греческих кораблей кружат не только истребители сопровождения – эскадрилья, что прикрывает Салоники, подняла дежурное звено. Судам мало дойти, их нужно разгрузить.

Ночью город будут бомбить? Значит, нужно успеть до темноты.

У некоторых транспортов груз восхитительно очевиден – на палубе видны неясные, но легко узнаваемые профили. Сколько ни кутай их в брезент – приземистые шасси, несоразмерно большие башни, длинные воробьиные шеи выдают советские легкие танки. Устаревшие? Похожие машины который год тихо и неприметно тянут лямку на войне в Северном Китае. Это они спасли Мадрид в тридцать седьмом – и не сумели повторить чудо в тридцать девятом. Славно прошлись освободительным походом по Западной Белоруссии и Украине, приемлемо показали себя при Хасане – и спичками горели под огнем дотов линии Маннергейма. Нормальное, испытанное оружие. Нужно только уметь их применять.