Бертран ехал не торопясь, в полной тишине.

Он обогнул дом и опустился на траву посреди сада, не выпуская из рук белую папку. Земля была холодная и слегка влажная, он чувствовал спиной все неровности. Африка. Смрадные застенки. Тело Лолы. Он знал, сколько дней прошло с тех пор, как открытку доставили, а Лола не позвонила и не написала. Один раз она уже пыталась отделаться от него, тогда, в холле дома на улице Эктор. Переоделась в серое платье и сбежала.

Он поднял голову. Посмотрел на звезды. И заплакал.

Когда Флоранс как бы между прочим высказала свое мнение относительно отцовства – «Но это же прекрасно!» – Бертран удивленно воззрился на мать и понял, что она вполне искренна. В голову пришла непочтительная мысль: «Эта женщина и укус шершня сочла бы благотворным!» Вслух он произнес:

– Может, и так, но это ребенок Дафны…

– Ну так что же, вы давно знакомы, – с долей иронии заметила Флоранс.

– Как тебе удалось родить меня таким придурком? – в сердцах воскликнул Бертран и вышел из кухни, хлопнув дверью.

Много дней он прожил в добровольном заточении, даже ел в мастерской. Наконец Ксавье удалось вытащить его вечером из дома. Они «приземлились» в баре у Клеманс, и доктор обратил внимание, что брат выбрал столик у дальней стены и сел лицом к двери. Он протянул Бертрану книгу, подарок Женнифер.

– Насчет увлекательности не уверен, сам я ничего не читаю.

– Аналогично… – пробормотал фотограф, даже не взглянув на обложку. – Поблагодари от меня.

– Думаешь о ребенке?

– Пока нет… Не слишком часто… Но думаю. – Он провел рукой по волосам, порывисто вздохнул. – Горемыка…

– Ты все-таки сделай тест на отцовство.

– Я знаю, что он мой, – покачал головой Бертран.

Глотком позже он спросил, почему Ксавье не хочет иметь детей.

– Не то чтобы не хочу, просто знаю, что у меня их не будет.

– Повезло тебе с интуицией. Завидую…

Последовала секундная пауза.

– Можешь сказать, почему я, твой родной младший брат, напрочь лишен этого счастливого дара?

Еще одна пауза.

Старший брат – темноволосый, в синей рубашке, с густой черной щетиной на щеках – откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Ты фотограф. Ты смотришь и видишь, ты показываешь настоящее. Я – ученый. Я пытаюсь понять. Заметь – я не сказал, что одно лучше другого.

Бертран допил водку, заказал еще и рассказал, что утром получил письмо от Анатолия. Его русский проводник совсем недавно узнал о случившемся и решил извиниться «за все, за людей».

– Вот такой он особенный русский…

Бертран опрокинул свою рюмку, потом «приговорил» порцию Ксавье.

– Это все она. Лола – моя спасительница, и она же меня убивает. Все, что с ней связано. Ее отсутствие. То, что она замужем за отличным парнем, который едва не окочурился во время взрыва в лаборатории. Она изменила ему – со мной, но теперь сидит у его постели, а мне все еще не позвонила… Мы провели вместе – всего-навсего! – пятьдесят часов, а мне нужна целая жизнь. Попрошу без комментариев, Ксавье!

– Я и не собирался…

– Мне пора.

– Пошли.

Ни один из братьев не сделал попытки подняться. Дверь бара открылась и закрылась еще дважды.

– Как тебе работается? – спросил Бертран.

– Сейчас все спокойно – ни гриппа, ни гастрита. Тихая рутина. Я живу с «мирной» женщиной, езжу на «мирной» машине, принимаю мирных пациентов. И не жалуюсь.

– Ты совсем как папа.

– Во всем, кроме любви к велосипеду.

Бертран ухмыльнулся.

– На твоем месте я бы сделал этот тест, – повторил Ксавье, но брат не услышал. Он смотрел ему за спину. Врач повернул голову и заметил двух типов, разглядывавших «заложника». Он попытался переключить их внимание на себя, но не преуспел. Бертран встал, бросил на стол купюру и пошел к выходу, глядя прямо перед собой. Ксавье догнал его у двери.

Они сели в машину, проехали метров двадцать, и старший сказал:

– Извини. Нужно было пойти в другое место.

Бертран молча кивнул.

Остановившись у родительского дома, Ксавье заглушил мотор и нарушил молчание:

– Я бы, наверное, не вынес…

– Плена или молчания возлюбленной?

– Ни того, ни другого.

Братья сидели и смотрели на улицу, где росли, бегали, играли, ссорились, дрались и мирились. Счастливая пора детства давно закончилась.

Они переглянулись на прощание, и Бертран вышел.

17 июня Дафна позвонила, чтобы описать новое УЗИ в 3D. Бертран не заговорил о пренатальном тесте, отметил для себя, что с ребенком все в полном порядке, и повторил, что «пляж не повторится».

– Повторяю – это ничего не меняет.

По голосу Дафны фотограф понял, что она улыбается. Фраза была безусловно двусмысленная, но никто не захотел вдаваться в детали.

Бертран остался в мастерской, сидел рядом с выключателем и щелкал кнопкой. Он не выходил «на волю», потому что не хотел, чтобы на него… смотрели.

Положа руку на сердце, в баре его напрягло не любопытство посторонних, пялящихся на «заложника», а то, что он не сумел довериться брату. После возвращения во Францию ему сильно досаждали папарацци, журналисты и рядовые граждане. Все месяцы путешествия по городам и весям он был от этого избавлен, а теперь «популярность» застигла его врасплох, как ливень из грозовой тучи. Пальцы задрожали, ладони стали горячими и влажными. Бертран зажег свет. Я должен собрать книгу, вот и все. «А кто тебе помог, не забыл?» – пропел гаденький внутренний голосок. Все повторяется, заложник. Он закрыл глаза. Как же мне тебя не хватает, Лола! Она прочла GEO? Скорее уж ELLE… Франк инженер, то есть обращенный в будущее интуитивист. Расскажи ему Лола все честно, он бы понял? Простил бы?

Я ей больше не нужен.

Бертран давно сидел без света, мыслей в голове не было никаких (появляясь, они вызывали дикую головную боль и разбитость). Обретенная свобода многое усложнила. Он научился существовать в темноте. НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ. Избавиться от этих привычек было нелегко, он это понимал. Нервничал. Сидел на стуле в темной мастерской. В тишине. День за днем. Мучил себя вопросом: «Что она чувствует?» Снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова. Ничего не изменилось. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛОЛА.

19, 20, 30 июня. Тунис. Лондон. Лиссабон. Женева… Лола гуляла вокруг Женевского озера и думала о черном драккаре. Он тенью качался на волнах, но 27 июня 2012 года, через месяц и двадцать дней после отправки, вернулся на Турнонскую дорогу. Ее мать права: почтовые сортировочные машины воспользовались всеми мостами, чтобы в конце концов шлепнуть штамп «Не доставлено за отсутствием адресата». Жеральдина не ошиблась, сказав: «Думаю, тебе нужно время». Лола чувствовала, что просто не способна отправиться на улицу От, 25. Она остановилась на мостике напротив острова Руссо. Ленивое течение несло трех лебедей, несравненно грациозных и величественно-равнодушных к окружающему миру. Лола проводила их взглядом и увидела, как одна из птиц побежала по воде, расправляя крылья.