А ведь он ко мне должен был бы прийти! – сразу подумал я. И то, что он ко мне за советом не пришел, означает, что не очень-то из меня хороший классный наставник получился. Я, впрочем, и тогда винил себя в недостаточной внимательности, и сейчас виню себя в том, что уделял слишком много внимания вещам, в общем второстепенным; что из-за своего интуитивного недоверия к Харрингтону я не заметил смятенного, даже отчаянного состояния совсем другого мальчика. Вот о чем мне даже сейчас больнее всего вспоминать. Я ведь уже тогда, сразу после случившегося, понимал, что в первую очередь Чарли должен был бы прийти ко мне, а не к Гарри.

А Гарри между тем продолжил свой рассказ. К Новому году уже повсюду раззвонили об исчезновении Чарли Наттера; Молбри вот-вот должен был превратиться в некий государственный центр криминальных расследований; и тут, как назло, у Чарли появился очень нехороший кашель. Гарри понял, что без антибиотиков не обойтись. Да и оставаться у него Чарли, пожалуй, больше не мог. Необходимо было найти кого-то, способного исполнить роль третейского судьи и вернуть мальчика домой, ибо чем дольше он останется вдали от родителей, тем больший ущерб будет ему нанесен. Вот почему Гарри в итоге и решил обратиться к человеку, которому, как ему казалось, можно верить, который сумеет конфиденциально разобраться с этим непростым делом. Гарри считал, что этот человек обладает и стойкими моральными принципами, и доброжелательным отношением к детям. Именно таким человеком, с точки зрения Гарри, был, разумеется, доктор Бёрк, капеллан школы «Сент-Освальдз».

Мы сидели в маленьком кабинете доктора Бёрка, и он излагал мне свою версию истории Чарли Наттера. Кабинет нашего капеллана уже и тогда был полон самых разнообразных орхидей – розовых, желтых, пурпурных, белых, – и все они в прохладном голубом полумраке комнаты напоминали кающихся грешников, склонивших голову долу.

– Гарри мне позвонил. – Бёрк, как всегда, говорил отрывистыми фразами, однако голос его слегка дрожал. – Сказал, что у него ко мне разговор есть. А потом сообщил, что тот парнишка, Наттер, у него находится. Я, конечно, немного удивился.

Насколько я понимаю, Гарри казалось, что наш капеллан, привычный к чужим откровениям, поймет, как лучше поступить с Чарли. И поэтому он откровенно выложил ему все: и о проблемах Наттера дома; и о ситуации в церкви Омега Роуз; и о докторе Харрингтоне; и о мистере Спейте; и о листовках; и о ритуальном очищении. Но доктора Бёрка глубоко потрясли в основном две вещи: во-первых, мальчик сбежал из дома; а во-вторых, один из преподавателей «Сент-Освальдз» этот его поступок одобрил. В результате наш капеллан направился прямиком в директорский кабинет, и Шкуродёр Шейкшафт, всегда отличавшийся прагматичностью, тут же позвонил родителям Чарли.

В итоге было плохо всем. Гарри пришел в ярость, считая, что Бёрк самым подлым образом обманул его доверие; директор был вне себя от злости, потому что школе грозил серьезный скандал; капеллан был раздосадован возмущенной реакцией Гарри; наш «сатанист» мистер Спейт гневался, потому что история, рассказанная Чарли Наттером, принесла его церкви дурную славу; в ярости пребывал и депутат Стивен Наттер, уплативший солидную сумму за образование сына и никак не ожидавший, что придется еще и разбираться с массой совершенно ему не нужных родительских проблем.

Шейкшафт, впрочем, был настроен воинственно. Ради «Сент-Освальдз», сказал он, лучше не допускать никакого вмешательства посторонних лиц в эту историю. Надо отдать ему должное: в течение всего это сложного периода он стоял за нас с Гарри горой, хотя наедине и сказал Гарри немало резких слов; попало от него и мне – за то, что я солгал нашему капеллану; за то, что не сумел самостоятельно расследовать историю об «одержимости», рассказанную Джонни Харрингтоном; но более всего за то, что мне стало известно нечто такое, о чем сам Шкуродёр не знал.

Директор Шейкшафт был типичным представителем старой школы и превыше всего ставил необходимость всегда и всюду защищать преподавателей «Сент-Освальдз». Вряд ли сменившие его на этом посту люди были способны на такую верность. А уж Джонни Харрингтон, разумеется, без колебаний бросил бы любого своего коллегу на съедение волкам. Но старый Шейкшафт просто велел Гарри Кларку залечь на дно на пару недель и некоторое время не спешить появляться в школе, пока шум не уляжется.

А шум и впрямь поднялся довольно громкий. И основные неприятности исходили от родителей Чарли Наттера. Хотя депутату Наттеру столь же сильно не хотелось вмешивать в это дело полицию, как и нашему директору. Наттер-старший, ЧП, более всего беспокоился о своей репутации, которую непременно нужно было поддерживать, и вскоре понял, что любой комок грязи, брошенный в «Сент-Освальдз», испачкает и его самого, и его сына; в результате он выразил полную готовность к сотрудничеству. А церковь Омега Роуз во всеуслышание объявила, что совершенно к этой истории непричастна. И Харрингтон-старший даже выступил с отдельным заявлением, называя Чарли Наттера «весьма неуравновешенным юношей», однако отказался комментировать те способы, с помощью которых церковь пыталась исцелить мальчика от «мыслей о гомосексуальности». А когда газета «Молбри Икземинер» бросила доктору Харрингтону вызов, написав, что ходят упорные слухи о неких процедурах экзорцизма, осуществляемых его конгрегацией, он ответил так:

– Мне известно, что некоторые церкви буквально поощряют веру в существование демонов. Мы же предпочитаем придерживаться чисто психологической точки зрения на подобные вещи. И побуждаем наших последователей, занятых поиском истины, главным образом внимательней смотреть вглубь собственной души. Дни инквизиции давно миновали. Наша церковь – весьма прогрессивное духовное учреждение.

Таким образом, скандал был погашен, поскольку на пути неизбежных слухов были поставлены непреодолимые преграды. Уже в начале 1982 года Наттер, ЧП, и его ближайшее окружение покинули Молбри, назвав причиной своего отъезда определенное давление со стороны правительства. Да и Чарли в нашу школу больше не вернулся, хотя его родители полностью оплатили занятия до конца учебного года. В целом эта история довольно быстро поросла мхом; слухи совершенно утихли; и «Сент-Освальдз» потихоньку вернулся к относительно нормальной жизни.

Хотя в тот год мы потеряли две дюжины учеников, да и на следующий год новичков оказалось не так много, как нам бы того хотелось. Впрочем, этого и следовало ожидать. Можно было бы назвать это остаточным волнением после шторма. И наш старый корабль спокойно поплыл себе дальше, даже не подозревая, что в его трюме ждет своего часа бомба с часовым механизмом…

И вот снова наступает старик октябрь, ибо год подобен мифологической змее, прикусившей собственный хвост. Но чем ближе старость, тем быстрей летит время, и кажется, что даже времена года, которым, казалось бы, полагается неторопливо сменять друг друга, теперь проносятся мимо тебя смертоносным вихрем и исчезают где-то за темным горизонтом. Ветви конского каштана в моем саду вновь увешаны блестящими толстенькими плодами, и я делаю вид, что не замечаю, когда ученики «Саннибэнк Парк» перелезают через ограду и собирают их. Приятно знать, что хотя бы до этой школы Министерство здравоохранения и социального обеспечения еще не добралось со своими запретами.