Я вожусь с рукояткой тормоза, сверяясь с процедурами, закрепленными на запястье. Я работаю по большей части самостоятельно, поскольку Меган сосредоточена на помощи Челлу в его значительно более сложной задаче. Слышно, как Челл воюет с соединениями трубопровода. Эти детали требуют максимального напряжения сил даже от такого крепкого человека, как он, к тому же являются технически сложными: на соединение и рассоединение каждого может понадобиться до 20 шагов, и все это время нужно внимательно следить, чтобы аммиак не начал бить наружу и не попал на скафандр. Каждый раз, слыша, как выполнение очередного шага вызывает у него трудности, я задаюсь вопросом, почему занимаюсь тележкой, вместо того чтобы ему помогать.

Я заканчиваю и еще раз напоследок осматриваю свою рабочую площадку, чтобы убедиться, что все в порядке, прежде чем вернуться к концу фермы на помощь Челлу. Перехватывая поручень то одной, то другой рукой, я добираюсь до него за несколько минут. Осматриваю его скафандр в поисках желтых пятен аммиака. Несколько пятнышек вызывают подозрения, но при ближайшем рассмотрении я вижу в местах с нарушенной окраской волокна материала, из которого изготовлен скафандр, что исключает аммиак. Хорошо, что я решил надеть очки, которые не сползли и не запотели, иначе вряд ли сумел разглядеть эту разницу. Мы готовимся продуть аммиачный трубопровод. Челл открывает клапан и поспешно отодвигается. Аммиак под высоким давлением вылетает из космической станции гигантским облаком снега. На наших глазах огромный шлейф окрашивается лучами солнца, частицы замерзшего газа сверкают в черноте космоса. Этот момент неожиданно дарит нам изумительное зрелище, и мы парим рядом, поглощенные им.

Когда продувание закончено, Меган велит нам разделиться. Челл остается очищать инструмент, используемый для стравливания аммиака, а я возвращаюсь к поворотному шарниру альфа солнечной батареи, чтобы снять и убрать на хранение ранее установленную мною перемычку-соединение с системой циркуляции аммиака. Поворотный шарнир СБ постоянно вращается в одном направлении, чтобы панели все время были обращены к солнцу, совершая полный оборот каждые 90 минут и передавая электричество потребителям. Меган руководит мною во время работы. Одно из соединений не желает поддаваться.

– Слушай, Меган, если ручка отведена до упора назад, белая полоса должна быть видна или нет? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает Меган, – белую полосу спереди должно быть видно.

Я тружусь еще несколько минут, добиваясь правильного расположения, и отчитываюсь:

– Готова. Белую полосу спереди видно.

– Отлично, Скотт, принято: белую полосу спереди видно. Убедись, что рычаг фиксатора поднят.

– Поднят.

Когда Меган снова начинает говорить, ее голос меняется.

– Сейчас, ребята, я попрошу вас сделать паузу и выслушать нашу информацию.

Она не объясняет, зачем нужна эта пауза, но мы с Челлом понимаем: Меган только что узнала от других сотрудников в Центре управления нечто, требующее быстрого принятия решения руководителями полета. Возможно, нечто опасное для нас. Она не заставляет нас долго томиться ожиданием.

– Так, ребята, на данный момент руководству представляется, что мы близки в ситуации потери управления ориентацией в пространстве.

Силовые гироскопы, управляющие пространственным положением станции, оказались загрязнены аммиаком при продуве трубопровода. Скоро мы лишимся возможности управлять своей ориентацией в пространстве, после чего быстро потеряем связь с Землей. Как мы и предполагали, ситуация действительно опасная.

Меган продолжает:

– Нужно, чтобы Челл бросил все и отправился к радиатору. Вам предстоит его снова раскрыть.

Если скрепить радиатор как следует не получается, его необходимо вернуть в прежнее, выдвинутое положение.

– Принято, – решительно отвечает Челл.

– Вы, наверное, по циклограмме можете судить, что мы намерены делать, – говорит Меган. – Ты, Челл, очищаешь инструмент стравливания. Ты, Скотт, заканчивай с перемычкой, но крепить радиатор и надевать на него чехол мы сегодня не будем. Это слишком долго.

Мы оба подтверждаем прием информации. Ситуация с гироскопами достаточно серьезна, чтобы поменять планы. Даже в наилучших условиях риск загрязнить гироскопы вызывает мысль: «Вот дерьмо!» Станция не начнет неуправляемо вертеться, как карусель, но остаться без связи с Меган и всеми специалистами на Земле – невеселая перспектива. Сейчас, когда мы двое находимся за бортом, потеря связи делает и без того рискованное положение еще более опасным. В ходе подготовки к этому выходу в открытый космос мы ни разу не рассматривали возможность утраты управления пространственным положением станции из-за продувки аммиачного трубопровода.

В Хьюстоне обсуждают, не передать ли целиком управление ориентацией российскому сегменту МКС. Российские двигатели могут, пусть и не столь элегантно, управлять положением станции в пространстве с помощью ракетного топлива. Но передача управления займет какое-то время, и, пока это делается, мы можем остаться без связи с Землей. Кроме этого, в российских двигателях используется самовоспламеняющееся горючее, очень токсичное и с установленным канцерогенным эффектом. Если гидразин или динитроген-тетроксид попадет на наши скафандры, мы можем занести эти химические вещества внутрь станции.

Однако поддерживать пространственную ориентацию исключительно важно. Если мы не сможем говорить с Землей, то лишимся доступа к знаниям тысяч специалистов в Хьюстоне, Москве и других местах по всему миру, досконально разбирающихся во всех системах, поддерживающих наше существование на орбите. Наши скафандры, система жизнеобеспечения внутри станции, «Союз», который должен благополучно вернуть нас на Землю, научные эксперименты – главная причина нашего пребывания здесь… Система связи – наше единственное средство сообщения с экспертами по всем этим вопросам. Единственная ниточка между нами и Землей. Выбора нет, придется рисковать.

Я думаю, насколько мы с Челлом одиноки здесь, в космосе. Земля хочет помочь нам, но мы, не исключено, не сможем ее услышать. Члены экипажа, оставшиеся на борту станции, сделали бы все, чтобы обеспечить нашу безопасность, но им до нас не добраться. У Челла есть только я, а у меня – он. Наши жизни зависят от нас самих.

Выполняя указания, мы снова вытягиваем запасной радиатор, не тратя времени ни на его фиксацию в сложенном виде, ни на установку теплозащитного чехла. В этом положении он благополучно дождется следующего выхода астронавтов в открытый космос. Мы здесь почти семь часов и по плану должны возвращаться в шлюзовой отсек, но находимся далеко от него, и нам еще многое предстоит сделать. Мы начинаем наводить порядок на своих рабочих площадках, а также проверять сумки с инструментами и малые рабочие места, чтобы ничего не забыть. Когда все уложено и проверено, мы пускаемся в утомительный обратный путь к отправной точке, чередуя руки на поручне.

Примерно на полпути к шлюзовому отсеку я снова слышу в наушниках голос Меган.

– Скотт, если ты не против, нужно, чтобы ты вернулся к клапанам стравливания и убедился, что они находятся в правильном положении. Специалистам не нравятся кое-какие данные.