ты… — тихо проговорил Краузе. — Не, старик, ты же на Честера совсем не похож.

— Да знаю я, — вздохнул Гаспар, ощупывая лицо. — Только полюс способен и не на такое. Боюсь, здесь заварилась такая каша, что полное изменение внешности — это цветочки…

— Как? — хмуро спросил Краузе.

— Помнишь нашу последнюю встречу… Когда я еще выглядел как Честер?

— В общих чертах. Ты собирался в лес, чтобы проверить одну интересную идею… И не вернулся.

— Вот-вот. Дело в том, что я ее проверил.

— А!

— Я нашел ошибку в расчетах, — сказал Гаспар. — Мы с самого начала исходили из ложных предпосылок. Думали, что все невозможные штуки спонтанны. Раз — и появился птеродактиль, два — и по пляжу бегает тростниковый человек…

— Ну да. Я сам как-то встретил этого соломенного приятеля — голова до сих пор еле держится.

Гаспар махнул рукой.

— На самом деле все иначе. Сидел я и ловил рыбу в тумане. И на секунду показалось, что тростники похожи на чучело… Потом подумалось, что оно ходит. И тростниковый человек готов.

— Стоп, — Краузе замотал головой. — Не говори, что ты его только выдумал. Не забывай, что мы встречались.

— Конечно. Я же тебе про него рассказывал. И думаю, он до сих пор прячется на пляже. Не в этом суть — невозможному нужна форма. Само по себе оно не может превратить тростники в это пугало. Если лить олово на землю, то выйдет бесформенная лужа. Нужна отливка, чтобы получился солдатик. А форма, она вот здесь…

Он постучал пальцем по виску. Краузе поперхнулся.

— И что, получается, полюс оживляет фантазии?

— Я бы сказал — просто использует. Ты видишь корягу, тебе кажется, что это крокодил в шляпе. И потом оказывается, что это действительно крокодил в шляпе… Ровно до тех пор, пока ты не начинаешь думать о нем как о коряге. В реальности крокодилам в шляпах нет места. Видел, как рождаются морские черепахи?

— По «Национальной географии», — кивнул Большой Марв. — Душещипательное зрелище. Черепашки такие маленькие… и ползут, ползут.

— В общем, представляешь картину, — сказал Гаспар. — Здесь похожий механизм. Каждая черепаха откладывает тысячи яиц. Но из всей кладки выживает пара детенышей. Если не успеют доползти до того, как солнце начнет припекать, то погибают. С невозможным та же история — представляешь, сколько здесь всего навыдумывали, а что остается в итоге?

— Еще черепашат хватают хищники, — вспомнил Краузе. — Спикировала чайка — и нет малыша. Выскочил краб — и уволок в нору другого…

— Молодец, — похвалил Гаспар. — Про хищников, впрочем, разговор особый. Так вот, когда я это понял, я подумал, а что будет, если последить за одной такой черепашкой? Охранять ее, лелеять, подкармливать. И вот результат…

Он развел руками и повертелся, демонстрируя итоги эксперимента. Большой Марв долго всматривался в лицо старого приятеля и не такого старого врага.

— Ерунда какая… — сказал он. — Что ты там вообразил?

— Ну, — Гаспар почесал подбородок. — Выдумал одну историю и проверил, что из нее получится. Про марсиан…

— Ага, — сказал Краузе.

— Ты читал, — напомнил Гаспар. — Беда в том, что я не до конца представлял, с какими силами играю. Полюс — не волшебная палочка, из воздуха чудес не создает. В итоге он воспользовался тем, что было, — и вот прощай Честер, здравствуй Густав Гаспар, резидент марсианских повстанцев, герой войны с ящерицами. Если бы это касалось только меня…

— Марта, — тихо выдохнул Большой Марв. Кулаки сжались, комкая простынь.

Гаспар мотнул головой.

— Марту это так и не смогло изменить. Может, она бы и стала настоящей марсианской принцессой, но слишком многое ее здесь держало. Невозможное нашло более податливый материал.

— Та рыжая девочка?

— Да… Думаю, она изначально считала себя принцессой. Она из приюта — частое дело среди брошенных детей. Почва благодатная. В итоге она и стала принцессой…

— Дать бы тебе по морде, — сказал Краузе. — Сильно так. И не спрашивай за что — заслужил.

— Знаю, — вздохнул Гаспар. — Только этим ничего не изменишь. Черепашка выросла, ей давно не нужна помощь. И, боюсь, она превратилась в ужасно прожорливую тварь. Колесо завертелось, историю нужно довести до конца…

— А иначе? — спросил Марв. В комнате похолодало.

— Иначе придется иметь дело с ордами марсианских захватчиков. И беда не в том, что с ними не справиться — просто реальность этого не выдержит. У нее приличный запас прочности, но всему есть предел, и когда невозможное превысит допустимую концентрацию… Аннигиляция материи, взрыв солнца — я боюсь представлять, к чему это приведет.

— Вот дрянь, — прошептал Краузе. Гаспар кивнул.

— Принцесса должна улететь на Марс любой ценой… И тут мы подходим ко второй части — крабам и чайкам.

— Хищники…

— И паразиты — это слово подходит больше. Те, кто живут за счет этих выходов невозможного. Мы — что? Мы наблюдаем и исследуем; все чисто — интерес и любопытство, никакой личной выгоды. Тростниковый человек хорош сам по себе. Ни мне, ни тебе не взбредет в голову делать на нем деньги. Но некоторым этого мало: им лишь бы что-то захапать. Кто по мелочи, кто по-крупному. Здесь как с нефтью — надо больше и больше, остановиться невозможно. И слишком много побочных продуктов. Бензин не только двигает машины, он еще и отравляет воздух. Разливы нефти, вымершие побережья, перепаханная тундра… В конечном итоге чья-то минутная прибыль, несет смерть всему остальному. Так и с невозможным — пользуешься им все больше и больше, его концентрация возрастает… А в один прекрасный момент грань пройдена, и тогда… Бабах — и все.

Краузе вскочил с кровати и широким шагом подошел к окну.

Темнело. Закат раскрасил верхушки дальних холмов, и сосны сияли, точно объятые пламенем. Тучи надвигались грозными валами, будто идущее цунами. На темном небе пелена приближающегося дождя была едва различима.

— Консорциум Кабота, — сказал Большой Марв.

— Именно, — подтвердил Гаспар. — Не знаю, что они там затеяли, но кончится это очень плохо.

Краузе повернулся, лицо механика пылало. Он стиснул кулаки.

— Пошли, — сказал он. — Пришла пора навести порядок.

— Тебе прописан постельный режим, — напомнил Гаспар. — Тебя выпустят?

— Ха! — Большой Марв запахнул одеяло на манер шотландского плаща. — А кто меня остановит?

Гаспар усмехнулся.

— Я понимаю — у тебя и в больничной пижаме грозный вид. Но тапочки надень.

Спустя пару минут Гаспар выглянул из палаты. В коридоре никого не было. Под потолком потрескивала лампа дневного света, желтоватая от слабого напряжения.

— Все тихо, — прошептал Гаспар за спину.

— Тогда пошли, — раздался голос Краузе. — Чего зря время тянуть.

— Не понимаю, чем тебе не понравился вариант с окном?

— Высоко потому что, — ответил Большой Марв. — Больно падать.

— Я